Мираж

Стол был великолепен. Больше всего американцев обрадовало обилие бутылок с водкой. А знаток Джэкоб, показывая своим новым друзьям из Джи-2 на блестящие черные зернышки в небольших стеклянных баночках, пояснил: «Русская икра».

Часа через полтора, обмякший от выпитого, Бейли неожиданно для всех сорвался. И теперь, тридцать пять лет спустя, встречаясь с Бейли где-нибудь на европейских перекрестках, Эриксон напоминал ему о том скандале с русскими. И каждый раз Бейли самодовольно повторял: «Памятник в Фултоне надо было поставить не Черчиллю, а мне. Я первым открыл фронт «холодной войны» с русскими…»

Да, тогда, в сорок пятом, в разгар веселья, когда американцы начали неумело подпевать русским «Катюшу», а какой-то русский офицер сыграл на аккордеоне «Далеко до Типперрери», Бейли, глядя на эти смеющиеся, поющие лица русских, в особенности на двух из них, видимо казахов или узбеков, вдруг повернулся к Джэкобу и довольно громко сказал по-английски со своим певучим венгерским акцентом: «Мы вовремя пришли в Европу. Иначе орда проклятых красных обезьян докатилась бы до Ла-Манша».

Все продолжали петь, и лишь светловолосый русский майор с несколькими боевыми орденами и нашивками трех ранений на груди — в этих наградах и других знаках отличия русских Эриксон хорошо разбирался — вдруг замолчал, пристально посмотрел на Бейли, а потом сказал ему многое на настоящем сленге нью-йоркских докеров. Бейли, с его знанием английского языка, наверняка понял далеко не все сказанное русским, но смысл уловил. Он рывком отодвинул от себя тарелку с остатками еды, вскочил и потянулся за пистолетом. Мгновенно протрезвевший Эриксон сгреб его в охапку и быстро уволок к машине. Бейли особенно не сопротивлялся, он сразу обмяк и сам вполз в джип. Русские в это время обступили майора, и он им что-то объяснял.

В тот же день русские заявили протест. А Эриксон, вместо того чтобы ехать со всеми в Потсдам и Бабельсберг, где он надеялся попасться на глаза большому начальству, чертыхаясь, повез Бейли обратно в американскую зону оккупации. По дороге, не глядя на притихшего венгра, Эриксон мрачно размышлял о том, что судьба Бейли предрешена. Как он тогда ошибался! После Фултона такие типы оказались в цене.

Тогда Эриксон не мог себе представить, что ему предстоит еще долгая служба бок о бок с такими вот бейли и даже в подчинении у них. Да и нынешним начальником Эриксона, главным резидентом, был Томас Полгар — опять-таки выходец все из той же хортистской Венгрии.

Через несколько дней Джэкоба вызвали к самому генералу Зиберту[8]

 — шефу службы военной контрразведки Джи-2 при штабе американских войск в Европе, поджарому, сухому, с гордо посаженной головой, короткой стрижкой и отличной выправкой выпускника академии Вест-Пойнт. В кабинете генерала было еще два американских офицера. Колтер, Хельштедт коротко представились молодому Джэкобу после того, как он назвал себя.

Генерал посмотрел на всех троих и неожиданно заговорил по-немецки. Оказалось, что все отлично понимают его. Подобно Эриксону, Хельштедт и Колтер были американцами немецкого происхождения.

— Вам поручается, — генерал перешел уже на английский, — строго секретная акция: обеспечить нормальное существование в условиях жесткой изоляции группы немецких военнопленных, представляющих для нас особый интерес. Это крупнейшие специалисты по Востоку. Группой руководят генерал германского генерального штаба Рейнхард Гелен и его заместители Вессель и Баун. В вермахте они были ведущими знатоками России. Именно поэтому они, с их архивами, представляют для нас громадный интерес.

Генерал сделал паузу и внимательно посмотрел на своих подчиненных. Но лица всех троих были невозмутимы.

— Мое заявление, кажется, вас не удивляет и не шокирует, — с удовлетворением в голосе подытожил Зиберт. — Значит, меня правильно информировали, что вы не заражены нынешней эйфорией «американо-русского братства». С этого момента вы все должны четко себе представлять: одна война закончилась. Предстоит война новая — с коммунистическим колоссом, который, к сожалению, оказался не на глиняных ногах, как это предрекал Гитлер.

Генерал объяснил, что помимо изоляции группы Гелена от внешнего мира необходимо установление личного доверительного контакта с опекаемыми.

— Сейчас по всем трем западным зонам рыщут представители русской военной администрации в поисках так называемых военных преступников. Если они обнаружат Гелена, пеняйте на себя, — закончил Зиберт.

— А почему бы не переправить их в Штаты? — осмелился спросить тогда Эриксон.

Генерал, не скрывая раздражения, ответил:

— К сожалению, наше общественное мнение пока что не готово к приему таких специалистов. Надо ждать. Со временем мы тихонько, без шума, переправим их в Штаты. Опыт этих людей для нас необходим в будущих конфронтациях с русскими.

Тогда Эриксон не мог предполагать, что судьба свяжет его с генералом Геленом почти на четверть века.