Мирные действия

– А-а – с Дувом мы на эту тему тоже поспорили. Это не просто ручная работа, это работа на заказ, специально для принцессы. Наверное, как подарок от моего деда. Представьте себе человека – не просто ремесленника, а мастера – который выбирает для него кожу, кроит, шьет, вырезает узор. Я воображаю, как он руками втирает в него масло и думает о своей графине, разъезжающей в седле его работы на зависть и восхищение своим друзьям. Он был частью всего того произведения искусства, которым была ее жизнь. – Он провел пальцем по обрамляюшим инициалы листьям.

Она догадалась о ценности предмета еще до того, как Майлз успел произнести свою тираду. – Ради всего святого, оцените его сперва!

– Зачем? Одолжить музею? Для этого нет необходимости устанавливать цену на мою бабушку. Продать какому-то коллекционеру, который копит эти вещи, словно деньги? Вот пусть и копит деньги, людям такого сорта только деньги и важны. Единственным достойным этой вещи коллекционером был бы тот, кто сам одержим принцессой-графиней – один из мужчин, способных безнадежно влюбиться вопреки разделяющему их времени. Нет. Мой долг перед создателем этого седла – использовать его по прямому

назначению, как он и планировал.

Живущая в ней замученная и стесненная в средствах домохозяйка – прижимистая супруга Тьена – ужаснулась. Но потайная часть ее души запела, словно колокол, в ответ на слова Майлза. Да. Именно так и должно быть. Место этому седлу под прекрасной леди, а не под стеклянным колпаком. Сады предназначены для того, чтобы на них смотреть, обонять их запах, прогуливаться, копаться в земле. И сотня объективных характеристик не составит вместе ценности сада; она лишь в удовольствии тех, кто им пользуется. Лишь использование придает какой-то смысл. Откуда Майлз это знает? За одно это я могла бы тебя полюбить…

– Ну, вот, – он усмехнулся в ответ на ее улыбку, и набрал воздуха в грудь. – Бог свидетель, мне необходимо что-нибудь в качестве физических упражнений, а то в результате всей этой моей нынешней кулинарной дипломатии труды Марка отличаться от меня потерпят крах. Здесь в городе есть несколько парков с дорожками для верховой езды. Но в одиночку это вряд ли интересно. Как думаете, не захотите составить мне компанию? – Он чуть простодушно моргнул.

– Очень бы хотела, – сказала она искренне, – но не могу. – В его взгляде она увидела десяток внезапно возникших контрдоводов, готовых вырваться наружу. Она подняла руку, пресекая его попытку перебить ее. Ей нужно покончить с этим потворствующим ее желанием кусочком иллюзорного счастья прежде, чем ее воля будет сломлена. Навязанное ей соглашение с Василем разрешает лишь попробовать Майлза, но не наесться им. Никаких банкетов… Назад к грубой действительности. – Произошло кое-что новое. Вчера ко мне пришли Василий Форсуассон с моим братом Хьюго. Явно натравленные мерзким письмом Алексея Формонкрифа.

Она вкратце описала их визит. Майлз снова уселся на пол и с недрогнувшим лицом внимательно все выслушал. В этот раз он ее не перебивал.

– Вы развеяли их заблужения? – проговорил он медленно, когда она замолчала, чтобы перевести дух.

– Я пыталась. И пришла в ярость, видя как как они просто… отмахнулись от моих слов в пользу всех подлых инсинуаций этого кретина Алексея. Это его-то! Думаю, Хьюго искренне за меня волнуется. А вот Василия подстегивает лишь его превратно понимаемый семейный долг плюс какие-то дутые идеи насчет упадочной развращенности столицы.

– А, – протянул Майлз. – Романтик, как я погляжу.

– Майлз, они были готовы забрать Никки прямо сразу! И у меня нет никакого законного способа бороться за опеку. Даже если я силой приведу Василия к судье в магистрат округа Форбреттена, то не смогу доказать, что он вопиющим образом непригоден для опеки – это не так. Он лишь вопиюще легковерен. Но я подумала – уже слишком поздно, вчера вечером – что у Никки допуск секретности. Сделает ли СБ что-либо, чтобы остановить Василия?

Майлз нахмурился, его брови поползли вниз. – Вероятно … нет. Он ведь не собирается увезти Никки на другую планету. СБ не стала бы возражать, чтобы Никки жил на военной базе – фактически, они наверняка сочтут это место лучше отвечающим соображениям безопасности, нежели особняк Форкосиганов или дом вашего дяди. Больше анонимности. И к тому же не думаю, что они мечтают о судебном процессе, который привлечет еще большее общественное внимание к комаррскому делу.

– Они бы прикрыли процесс? В чью пользу?

Он, задумавшись, со свистом втянул воздух сквозь зубы. – В вашу, если я их об этом попрошу. Но с них станется сделать это таким способом, чтобы максимально упрочить версию прикрытия – именно так на этой неделе они определили всю эту клевету об убийстве в своих ограниченных умишках. Я практически не смею ничего предпринять; я только хуже сделаю. Интересно, кто-то… кто-то рассчитывал на это?