Мирные дни

Ещё одно обстоятельство бросилось мне в глаза: темп рабо­ты. Стены одного цеха и фундамент другого росли точно на дрожжах: люди хотели закончить строительство до наступле­ния зимы.

Новостройку возглавлял инженер Вяльцев, будущий началь­ник нового инструментального цеха. Человек средних лет, с длинным сухощавым лицом и сосредоточенно поджатыми губа­ми, он казался мне странным сочетанием специфически ленин­градской корректности с типично «прорабовской» резкостью и приверженностью к сильным выражениям. Он мог говорить в спокойной, академической манере и вдруг, точно превратясь в другого человека, сильно и громко выругать кого-то или что-то; мог не торопясь, с достоинством идти по строительной пло­щадке, стараясь обходить лужи и грязь, и вдруг сломя голову карабкаться на возводимую стену и оттуда, с высоты, что-то кричать и кого-то отчитывать.

И в нём, Вяльцеве, пожалуй, самым характерным было то, что, как я уже говорил, отличало здесь всех: стремление делать все скорее, с каждым днём скорее, выигрывать время.

Я как-то шутливо спросил Вяльцева, после того как он по­спешно, пачкая костюм и обдирая ботинки, спустился, вер­неё – скатился со стены:

– Куда это вы так торопитесь, товарищ Вяльцев?

– Жить тороплюсь, – ответил он, на секунду разжимая губы.

Я подумал тогда, что в этом шутливом, на ходу сказанном ответе сейчас заключался какой-то новый, ранее отсутствовав­ший подтекст.

В тот день, находясь на строительной площадке, я увидел направляющегося сюда Каргина. Он шёл с заводской террито­рии в своём обычном синем костюме, галстук его был сдвинут немного набок, светло-серые, точно покрытые цементной пылью, волосы развевал ветер.

Каргин казался магнитом, притягивающим к себе остальных людей. По мере приближения Каргина головы людей, склонен­ные над работой, поднимались и взгляды устремлялись к нему. Некоторые из работающих просто здоровались с ним, другие вместо приветствия кричали подчёркнуто грубо: «Слышь, секретарь, алебастр-то опять дают паршивый, кашу бы из него для тех снабженцев варить…» Не было человека, который остал­ся бы безразличен к приходу Каргина.

Я подумал тогда о непонятной способности этого человека вмешиваться во все дела. Совершенно незаметно он и в моей жизни стал играть немаловажную роль.

Увидев меня, Каргин приветливо помахал рукой и, порав­нявшись, спросил:

– Ну как? Привыкаете?

Я ответил, что «понемногу».

– Понемногу не годится, – шутливо заметил Каргин и до­бавил:– Ваша передовая о быте мне очень понравилась. Нуж­ная статья.

Я никогда не думал, что похвала этого человека может так обрадовать меня.

Я вернулся в редакцию, но меня сейчас же отправили в мар­теновский цех.

Едва войдя в помещение цеха, длинное и узкое, я понял, что здесь что-то стряслось. У одной из печей столпились люди.

Печь горела странным, неестественным пламенем. Пламя было каким-то однобоким и вместе с дымом и гарью продолго­ватым языком рвалось из печи.

Отработанные газы, обычно уходящие по специальной тру­бе, теперь по какой-то причине вырывались наружу. Люди стояли, прижав носовые платки к лицам, прикрывая рукою глаза.

В ту минуту, когда я подходил к печи, начальник цеха ска­зал, махнув рукой:

– Ну, думать нечего, Иваныч, распорядись, чтобы прекра­тили подачу газа.

Через несколько секунд язык пламени стал укорачиваться и постепенно исчез. Теперь в полумраке цеха печь пылала стро­гим и спокойным ярко-красным цветом, как это бывает с обык­новенной домашней печью, когда в ней прогорают угли.

– На сутки печь из строя, – устало проговорил начальник цеха.

Я вышел. У входа в редакцию меня встретил Андрюшин.

– Ну, что там такое? – спросил он.

– Дым из печи валит и пламя, – ответил я. – Начальник велел прекратить подачу газа.

– То есть как это прекратить? – переспросил Андрюшин. – Остановить печь?

– По-видимому, – неуверенно произнёс я.

Андрюшин ничего не ответил и пошёл по направлению к цеху.

Я поднялся наверх и доложил редактору о происшествии в мартеновском. Я сказал ему, что через час зайду к начальнику цеха и тогда узнаю все подробности.

Через час я позвонил начальнику по телефону, но его на месте не было. Я сел писать свой очерк о новостройке, увлёкся и писал, наверно, очень долго, как вдруг услышал голос Анд-рюшина:

– Вы ходили в мартеновский, товарищ Савин?

Мне трудно было сразу оторваться от работы, и я пробормо­тал виновато:

– Никак начальника не застану, уже несколько раз звонил.

– Начальник в цехе, – коротко ответил мне Андрюшин и исчез.

Я встал, спрятал свои рукописи в шкаф и пошёл в цех.

И снова я увидел у печи группу людей. Печь, видимо, уже не работала, по крайней мере пламя не вырывалось из неё. Я подошёл и увидел в центре стоящих кружком людей Ивана Ивановича Иванова. Несмотря на жару, он был почему-то в ва­ленках, в стёганой куртке и шапке-ушанке, козырёк которой был опущен. Тут же стояли начальник цеха и инженер. В сто­роне я увидел Андрюшина.

– Ну, давай, что ли! – сказал Иванов и, не глядя на рас­ступившихся перед ним людей, пошёл к печи.