Мирные годы

Весть о смерти Публия Сеипрония Лонга уже, конечно, достигла Рима, и новый претор – Публий Манлий Вульсон – спешит в доставшуюся ему по жребию провинцию. А пока он в пути, пока не прибыл и не принял дела и командование – в Бетике сохраняются раздрай и достаточно высокая вероятность лузитанско-веттонского набега. Вот мы тут и отвлекли чуток дикарей, чтобы те промешкали, и Вульсон успел прибыть в провинцию. И само по себе зачтётся, и вероятность набега резко снизится. У Тита Ливия молчок на этот счёт, но это что значит? Только, что крупной заварухи, потребовавшей римского военного вмешательства, в реале в этот год не случилось, а по мелочи напакостить – могут вполне. Вопрос только, где и кому. Если на Бетику таки нападут, когда она в раздрае, так римляне нашей помощи попросят, и отказать никак не можно, потому как друзья и союзники. А нам не хочется, у нас и своих проблем хватает, и лучше будет, если Вульсон возглавить провинцию успеет. В этом случае напасть на саму Бетику эти разбойники, скорее всего, перебздят и ограничатся набегом на союзно-подвластных римлянам оретан. А с ними у нас ПРЯМОГО договора о союзе нет, и мы решать их проблемы не обязаны, если римляне не попросят. Строго говоря, и в этом случае не обязаны, но друзьям и союзникам в "таком пустяке" не откажем, а вот если попросят сами оретаны – ну, мы будем посмотреть на их поведение, скажем так. Если догадаются просить нас о ПОСТОЯННОЙ защите, это будет с их стороны мудро и похвально, а значит – достойно поощрения. Тогда поможем хорошо, но – только в разовом порядке, потому как под постоянную "крышу" взять их не можем без согласия римлян. Хотите к нам переселиться – подавайте заявки через ваших вождей, а мы рассмотрим и решим, кого взять, а без кого и обойдёмся. А если хотите ВСЕ – ну, если только прямо с вашей землёй. Просите римлян, чтоб дозволили, а на нас – с ними уже выходите, будем тогда трёхсторонние переговоры вести. Надежды на то, что таможня даст добро – ноль целых, хрен десятых, если реалистично прикидывать, но мало ли, что им там в сенате в башку взбредёт? А вдруг? Тит Ливий умалчивает, где именно пройдут упомянутые им несколько сражений Вульсона с лузитанами на будущий год, но Юлька считает, что в реале это было на нашем направлении, чего мы, конечно, не допустим, так что у Рима будет очередной случай убедиться в надёжности тех дальнеиспанских границ, что прикрываются нами и в ненадёжности тех, где наше прикрытие отсутствует. Пущай, как говорится, почувствуют разницу. А так вообще-то не надо нам лишних войн – жизнь удобнее и ловчее налаживать в спокойные мирные годы.

– Кстати, насчёт переселенцев! – напомнил Миликон, – Ты не слишком многих вешаешь, Хул?

– Вообще-то я никого не вешаю, великий, – отмазался Хренио, – Это всё суды их приговаривают по действующим в нашем государстве законам. Вот за сопротивление или попытку к бегству при аресте – убивают, конечно, и немало. Ну так а что тогда мои люди должны делать, если им не сдаются по доброй воле?

– Но уже около полусотни убитых! – заметил царь, – И повешено, как я слыхал, уже около тридцати человек.

– Это – те, кого не поймала и не пристрелила, а проворонила наша пограничная стража, когда они перелазили через лимес, – добавил Сапроний.

– И сколько жертв на границе?

– Ну, так уж прямо сразу и жертв! – насупился вояка, – Большую часть просто выпроваживаем обратно. Иногда, правда, с пинками и затрещинами, если по-хорошему не понимают Ну, если не даются в руки или нашкодить успели – тогда, конечно, разговор с такими уже другой – или стрела меж лопаток, или наш военно-полевой суд и приговор по закону. Только вот палачей из моих солдат делать не надо. Палачи специальные виселицы строят и на них осуждённых вешают, а мои – просто на ближайшем подходящем суку.

– И сколько таких? – не отставал венценосец.

– Ну, если выпровоженных взашей обратно не считать, то десятка четыре где-то висят на сучьях, да ещё где-то десятков семь пристрелены, великий.

– Это сколько же всего? – озадачился Миликон, – Полсотни, тридцать, сорок и ещё семьдесят, – он начал было по привычке загибать пальцы, но тут же понял и сам, что хрен хватит, – У кого есть папирус и карандаш?

– Сто девяносто, великий, если считать эти цифры точными, – пока он пробовал на пальцах, я уже подсчитал в уме.

– Две сотни?! – поражённый монарх откинулся на спинку кресла, хватая ртом воздух, – Да что же вы это такое творите?! Или боги лишили вас разума?! Не вы ли сами лаялись со мной пару лет назад из-за каждой сотни переселенцев? А тут – целых две сотни спокойненько себе убиваете, и как так и надо!

– Мы же объясняли тебе, великий, – напомнил Фабриций.

– Верно, объясняли, и я согласился с вами. Ну десяток, ну два, ну пускай даже и три десятка, но проклятие, не две же сотни! А сколько вы выдворили обратно?

– Ну, сотен восемь точно спровадили, – прикинул Сапроний.