Приехав в Вашингтон, я очень скоро оказался в сношениях с министрами Вильсона и с секретарями министров, которые решали вопросы, нас прямо или косвенно касающиеся. Кроме Лансинга, это были уже названные ранее лица: Бекер, В. Филлипс, Полк, Б. Лонг, Ф.К. Лейн, Гаустон. Секретарем у Лансинга был Ричард Крейн, и с ним, как и с его отцом, я был в постоянных сношениях.
В связи со всем этим я должен вспомнить и помощь, оказанную французским послом Жюсераном, о котором я уже упоминал; он нас всюду всячески поддерживал, также и у президента. Но главным образом я должен здесь привести имя влиятельного советника и друга Вильсона полковника Гауза, с которым я, как и с другими, разбирал весьма подробно все вопросы войны и ожидаемого мира.
Кроме этих постоянных личных сношений, приведу еще тот факт, что по мере надобности я подавал отдельным министрам и особенно Лансингу обширные меморандумы или краткие ноты, в которых разбирал и освещал со своей точки зрения важнейшие спорные вопросы.
Наконец, необходимо отметить, что сибирский анабазис привлек также внимание и симпатии Вильсона.
Мои отношения к Вильсону были чисто деловыми, я полагался, как и во всем нашем движении, на справедливость нашего дела и на силу своих доказательств. Я верил, как и верю до сих пор, что честных образованных людей можно убедить аргументами. Относительно президента Вильсона, как в устных спорах, так в своих меморандумах и нотах, я полагался исключительно на аргументы и на силу заботливо подобранных фактов. При этом я ссылался на заявления и труды президента. Я был знаком еще до войны с его трудами о государстве и развитии американского Конгресса; я прочел внимательно eгo речи и мог для усиления своих аргументов приводить из них цитаты.
Таким образом, я достиг того, что президент Вильсон и министр иностранных дел Лансинг шаг за шагом принимали нашу программу. Это не было лишь мое личное влияние; наше дело приобретало при помощи пропаганды и работы наших людей симпатии политического общественного мнения, а Австро-Венгрия их теряла. Перемену ситуации доказывает тот факт, что начальник отделения по делам Ближнего Востока в Министерстве иностранных дел Патней, известный в Америке юрист-писатель, защищал наш взгляд на австрийский вопрос в меморандумах, написанных для Лансинга как раз во время моего пребывания в Америке. Патней знал нашу антиавстрийскую литературу и был в сношениях с секретарем Перглером.
Отход от австрофильства доказывают признания, которые мы постепенно получали от Соединенных Штатов.
Первое заявление Лансинга от 29 мая принимает лишь резолюцию римского конгресса притесняемых народов Австро-Венгрии. Лансинг уверяет нас и югославян в симпатиях Соединенных Штатов. Этому заявлению предшествовала речь американского посла Ф. Пейджа: он при передаче знамени итальянским легионам в Риме сказал блестящую речь за нас.
В благоприятном для нас смысле действовал и недавно скончавшийся посол в Париже Шарп.
Я вел переговоры с государственным секретарем Лансингом относительно его заявления. Результатом моей критики, а также и разговоров с остальными членами правительства было объяснение, данное Лансингом 28 июня его майскому заявлению; здесь Лансинг особо подчеркивает, что проявление симпатий к нам и к югославянам означает желание полного освобождения всех славян из-под владычества Германии и Австрии. Это был значительный шаг вперед; собственно говоря, это был первый большой успех в Америке, официальные круги которой, несмотря на все симпатии, какие нам удалось в них возбудить, останавливались из-за нашей проблемы перед значительными затруднениями, ибо наше положение с международной точки зрения было без прецедентов.
Припоминаю, что и сербский посланник подал государственному секретарю Лансингу меморандум относительно заявления 29 мая.
Более ясное и окончательное признание мы получили 3 сентября. Об этом признании мы сговорились с государственным секретарем Лансингом: я ему подал, согласно нашим переговорам (31 августа), обширный меморандум, выдвигающий необходимость такого признания со стороны Соединенных Штатов. В это время уже шли переговоры о нашей армии в Сибири и о том, как ей помочь; в этом смысле Лансинг и составил свое заявление; образцом ему послужило признание Бальфура. Оно заключает в себе признание состояния войны между нами и германской и австрийской монархиями; Национальный совет объявляется правительством de facto, ведущим регулярную войну и имеющим право решать военные и политические дела чехословацкого народа. Государственный секретарь Лансинг был так любезен, что показал мне заявление до его опубликования. Я выразил ему свою благодарность и признательность, а также поблагодарил письменно президента Вильсона за этот акт политического благородства, справедливости и политической мудрости. Ответ Вильсона подтвердил мне, что взгляды Белого дома на Австро-Венгрию значительно изменились и улучшились.