Существенный удар по СССР нанесло и его согласие обсуждать в Хельсинки в 1975 году вопросы, связанные с обеспечением прав человека. Принятие предложенной стратегическим конкурентом, заведомо проигрышной для Советского Союза повестки дня стало мощным катализатором диссидентского движения и важным фактором размывания советского общества.
По крайней мере на инстинктивном уровне важность затягивания противника на «свое поле» ощущалась и в советском обществе, что отразилось в его деловой культуре.
Так, склонность советских управленцев к бесконечным и малоосмысленным словоизлияниям, являвшаяся одной из особенностей советской школы менеджмента, действительно производила - да и по сей день производит - тяжелое впечатление и была многократно осмеяна самыми разными ее жертвами, начиная с Аркадия Райкина и кончая реформаторами-гайдаровцами.
Однако при всей кажущейся бессмысленности эта особенность носила исключительно функциональный характер. Прежде всего, она способствовала установлению личных человеческих отношений и при общении с руководством представляла собой прекрасный метод выигрыша времени (так как время собеседника ограничено, то, растратив его на пустяки, вы лишаете его возможности потратить его на обсуждение болезненных для вас вопросов).
Важнейшая же цель безудержных словоизлияний заключалась именно в навязывании собеседнику собственной «повестки дня». Утопив его в потоке слов, советские менеджеры заставляли его реагировать на эти слова и тем самым обсуждать то, что было нужно им, а не то, что было нужно ему. В результате они направляли своих контрагентов, даже вышестоящих, на пользу себе даже тогда, когда должностными инструкциями и логикой служебного положения предусматривалось прямо противоположное.
Важность определения «повестки дня» для широкомасштабных конфликтов имеет и прогностическое значение. Пока «повестка дня» не согласована, конфликт может длиться неограниченно долго, так как его участники сохраняют возможность действовать в наиболее удобных для себя условиях и наиболее комфортным образом (а так как они преследуют разнородные цели, каждый из них может систематически объявлять себя победителем). Согласование же единой «повестки дня» означает, что разрешение конфликта не за горами, так как его участники перевели его в единую, общую плоскость, в которой существует однозначный критерий победы и, главное, один из них, как правило, гарантированно сильнее другого.
Конкуренция цивилизаций отличается от традиционной особенно большим разрывом в целях и характере действий ее участников. Поэтому важность определения «поля боя» для нее качественно выше, чем для внутрицивилизационной конкуренции; скорее всего, исход конкуренции между цивилизациями определяется именно исходом конкуренции за формирование «повестки дня».
Сегодня в наиболее предпочтительном положении по-прежнему остается Запад, чей образ действий - финансово-экономический - является наиболее универсальным. В отличие от идеологической, религиозной или тем более этнической экспансии финансовая экспансия сама по себе никого не отталкивает a priori, поэтому круг ее потенциальных сторонников и потенциальных проводников максимально широк, как и возможности выбирать лучший человеческий и организационный «материал».
Конечно, ужесточение конкуренции с началом глобализации лишает многих возможностей успешно участвовать в экономической жизни и тем самым решительно сужает этот круг. Именно этим вызван исламский вызов Западу и, отчасти, вызов Китая. Однако принципиальная ситуация пока остается прежней: Запад остается носителем наиболее универсальных и общедоступных систем ценностей.
В силу своего образа действий проводником финансовой экспансии и, следовательно, сторонником Запада в цивилизационной конкуренции объективно служит почти всякий участник рынка.
Он может придерживаться антиамериканских взглядов, быть исламским фундаменталистом и даже зарабатывать на финансовых рынках деньги для террористов, но сам его образ действий объективно, помимо его воли превращает его в проводника интересов и ценностей Запада. Граница между сторонником и противником той или иной цивилизации (а не ее отдельных аспектов) пролегает по готовности пожертвовать собственным образом жизни ради иного образа жизни, признаваемого единственно правильным. В нашем случае финансист принадлежит незападной цивилизации не тогда, когда он осуждает агрессии против Югославии или Ирака и даже не тогда, когда он приветствует терракты 11 сентября 2001 года, но лишь если он готов отказаться от существования финансовых рынков или по крайней мере от их использования и перейти к образу жизни представителя иной, незападной цивилизации.
Универсальность и комфортность западных ценностей особенно важны при анализе одной из ключевых компонент глобальной конкуренции - ориентации элит погруженных в нее стран.