Мировой кризис. Восток и запад в новом веке

Сегодня империи уже не могут строиться по английскому образцу, за счет колоний. Современные империи должны равномерно развивать свою собственную территорию, они должны быть полностью тождественны метрополиям. Поэтому шансов у мирового концерта больше, чем у погибшего европейского. А мы – и Россия, и Китай – никогда и не были колониальными империями.

3.11. Непобедимая победа

Наша Победа никак не укладывается в англо-саксонскую политическую стратегию, потому что не дает демонтировать Россию.

СССР уничтожил нацистскую Германию и общеевропейскую нацистскую политическую партию. Это позволило политическим нациям Европы свободно развиваться в течение полувека в условиях политической дискуссии и альтернативы «демократия – коммунизм», то есть в поле действительного политического выбора. Политическая борьба в рамках этой альтернативы со всеми ее эксцессами не шла ни в какое сравнение с методами, аргументами и мероприятиями Адольфа Гитлера.

Нацизм был в XX веке – и остается сегодня – боевой машиной англосаксонского и – шире – общеевропейского цивилизационного расизма, лидером которого после войны стали США. Очень удобно для англосаксов считать началом Второй мировой войны 1 сентября 1939 года, когда Гитлер напал на Польшу. Однако Гитлер – при всем безумии – не собирался воевать со всем миром и завоевывать весь мир.

Начатую Гитлером войну превратила в мировую именно Англия, объявив войну Гитлеру уже 3 сентября того же года, подтянув туда и весь контролируемый ею британский мир – Австралию, Новую Зеландию, Канаду, Нью-Фаундленд, Непал, Южно-Африканский Союз, а также безвольную Францию. Считается, что это проявление британской доблести, вступившейся за несчастную Польшу, мечтавшую о походе вместе с Гитлером на СССР. Но именно британская военная инициатива придала конфликту глобальный характер.

До этого вся британская политика была направлена на то, чтобы отправить Гитлера на восток континента, к нам. А он все никак не шел. А мог бы – вместе с Польшей и другими. Вместо этого Гитлер заключил союз со Сталиным (что было совершенно недопустимо с английской точки зрения) за десять дней до объявления Англией мировой войны Германии. Гитлер поэтому должен был оказаться в условиях конфликта такого масштаба, чтобы поставить на кон все и все-таки ринуться на коммунистическую Россию.

Англия подверглась бомбардировкам, но вторжения ей опасаться не приходилось – военно-морской диспаритет между Германией и Англией тщательно сохранялся в пользу последней, несмотря на то что в остальном Германии была предоставлена международно-противоправная возможность вооружаться.

Если бы Гитлер быстро победил Сталина, с ним можно было бы заключить достойный и прагматичный мир. Ликвидация России-СССР того бы стоила. Однако этого не произошло. «Ненависть» народов СССР к Сталину и коммунизму была, мягко говоря, сильно переоценена. В этой переоценке также чувствуется британский идеологический акцент. Не восстал массово народ против «тирана». Не встретили Гитлера как освободителя, хотя некоторые и встречали.

Уничтожив Победу, нужно прежде всего признать, что она была не нужна. Для этого нужно, чтобы фашистские, нацистские порядки не были чем-то недопустимым, немыслимым, не имеющим права на существование, чем их и сделала Победа, и только она. Эти порядки должны без всяких оговорок и скидок стать одной из европейских ценностей, точнее – должен быть легитимизирован тот факт, что нацизм и был, и остается таковой ценностью.

В свою очередь, нужно, чтобы эти нацистские порядки приняли в качестве нормы не просто малые народы, скажем, Прибалтики (и в войну небезгрешные), но прежде всего значительная часть тех, кто этими порядками и должен был быть уничтожен. То есть те десятки миллионов русских, которые по историческому, политическому недоразумению называются украинцами.

Сами эти русские-украинцы должны прославить и обожествить своих убийц и насильников – и тогда этих убийц и насильников можно будет вернуть в «рукопожатное» европейское сообщество. То есть для уничтожения Победы нужно предательство жертв. Только так и берутся неприступные крепости. Такое предательство, может быть, не будет добровольным, но это и не требуется, поскольку оно все равно останется предательством.

Предатель – не враг. Он свой. Родной, близкий человек. Брат. Член семьи. И, предавая своих, уничтожая их, он уничтожает и предает и самого себя. Поэтому он глубоко несчастен, так как нет его несчастью сострадания, нет его поступкам оправдания.