Мировой порядок

Если Европе суждено обрести единство – не важно, каким способом, – как она охарактеризует свою глобальную роль? У нее есть три варианта на выбор: укрепление атлантического партнерства; декларирование и соблюдение нейтралитета; заключение тайного союза с внеевропейской силой или нахождение общих интересов с такой силой. Означает ли это новые сдвиги лояльностей – или Европа видит себя в качестве члена Североатлантического блока, обычно разделяющего ее позиции? С каким прошлым Европа себя ассоциирует: со своим недавним прошлым атлантического единства или с долгой историей маневрирования ради максимальной пользы для национальных интересов? Короче говоря, жизнеспособно ли атлантическое сообщество, и если да (на что я искренне надеюсь), как оно станет определять себя?

Этот вопрос следует задать себе политикам по обе стороны Атлантики. Атлантическое сообщество не может оставаться актуальным, просто воспроизводя привычные образцы. Сотрудничая в формировании стратегии по всему миру, европейские члены НАТО во многих случаях характеризуют свою политику как нейтральную: дескать, мы следим за соблюдением правил и распределением помощи. Но они часто не знают, что предпринять, когда эта модель отвергается или когда ее реализация сопровождается сложностями. Следует вложить конкретный смысл в многократно упоминаемое словосочетание «атлантическое партнерство» – для нового поколения, выросшего в неведении о советской угрозе времен холодной войны.

Политическая эволюция Европы, разумеется, определяется прежде всего самими европейцами. Но и атлантические партнеры не должны оставаться в стороне. Будет ли новая Европа активным участником в строительстве нового международного порядка или замкнется в решении внутренних проблем? Стратегия баланса сил, свойственная европейским великим державам, уже невозможна в современных геополитических и стратегических реалиях. Однако зарождающаяся структура «правил и норм» общеевропейской элиты вряд ли сможет оказывать достаточное влияние на выработку глобальной стратегии, если она не будет учитывать геополитические реалии.

У Соединенных Штатов есть все основания, исторические и геополитические, чтобы поддерживать Европейский союз и не допустить его «провала» в геополитический вакуум; США, лишенные контакта с Европой в политике, экономике и обороне, превратятся в «остров» у берегов Евразии, а сама Европа может сделаться придатком Азии и Ближнего Востока.

Европа, которая менее века назад была почти монополистом в формировании мирового порядка, находится в опасности – в опасности отрезать себя от текущих поисков мирового порядка через совмещение его внутренней конструкции с конечными геополитическими целями. Для многих исход процесса представляет собой кульминацию усилий нескольких поколений – континент, объединенный мирным путем и отринувший силовое соперничество. И все же, пусть ценности «мягкой силы» в Европе зачастую выглядят вдохновляюще, другие регионы лишь изредка выказывают столь непоколебимую преданность единой политике, повышая вероятность дисбаланса. Европа обращается к себе, когда движение к мировому порядку, ею порожденное, сталкивается с чреватой проблемами ситуацией, которая грозит бедами любому региону, не пожелавшему принять участие в его формировании. И в итоге Европа находится ныне в подвешенном состоянии между прошлым, которое пытается преодолеть, и будущим, которое она для себя еще не определила.

Глава 3

Исламизм и Ближний Восток: мир хаоса

Ближний Восток – регион, где возникли сразу три великие мировые религии[60]. Его суровый ландшафт порождал завоевателей и пророков, что выступали под знаменами универсальных устремлений. На его просторах, мнившихся бескрайними, создавались и гибли империи; его абсолютные монархи провозглашали себя воплощениями всей полноты власти – чтобы исчезнуть без следа, подобно миражам. Тут существовали все формы внутреннего и международного порядка – и все они отвергались в тот или иной момент истории.

Мир успел привыкнуть к «инициативам» Ближнего Востока по разрушению регионального и даже мирового порядка во имя некоей вселенской истины. Обилие «боговдохновленных» абсолютистских режимов является отличительной чертой этого региона, и все они застыли на полпути между грезами о былой славе и своей текущей неспособностью объединить людей общими основами внутренней и международной легитимности. Вызов международному порядку здесь сильнее, чем где бы то ни было; это касается и организации регионального порядка, и обеспечения совместимости данного порядка со стабильностью остальной части земного шара.