Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы

Десмонд пересек квадратный дворик, окруженный зданиями колледжа, наиболее впечатляющим из которых был музей — одно из старейших строений кампуса. Если время обтесало и раскололо камни и кирпичи других домов, то музей выглядел так, словно впитывал в себя время и медленно отдавал его — как цемент, камень и кирпич поглощают солнечный жар и затем отдают его ночному мраку. К тому же, если другие строения были покрыты диким виноградом, даже почти скрывались под ним, музея растения избегали. Те немногочисленные побеги, что осмелились вскарабкаться на его камни цвета истлевшей кости, были иссохшими и вялыми.

Дом, в котором жил Лайамон, был узким трехэтажным кирпичным зданием с двускатной крышей. Он настолько густо зарос виноградом, что казалось удивительным, как он не рухнул до сих пор под его весом. Но цвет листьев несколько отличался от цвета растений, покрывавших другие здания. Если смотреть под одним углом, он казался ядовито-желтым. Под другим — он в точности был цвета зеленых глаз змеи с острова Суматра, которую Десмонд видел на цветном вкладыше в книге по герпетологии.

Эту ядовитую рептилию колдуны племен рода Ян использовали для передачи посланий и убийств. Автор не объяснял, что он имеет в виду под «посланиями». Десмонд раскопал значение этого слова в другой книге, хотя для этого пришлось выучить малайский, записанный арабскими буквами.

Но так как здесь он был не туристом, а студентом, он поспешил домой. Здание дормитория было пристроено в 1888 году к стене другого и в 1938-м подверглось полной реконструкции. Серая краска на нем облупилась. Несколько окон были разбиты и заклеены картоном. Доски крыльца скрипели и прогибались под ногами. Входная дверь была сделана из массивного дуба, с которого давно сошла вся краска. Роль звонка на ней исполняла бронзовая кошачья голова, державшая в пасти массивное кольцо.

Десмонд вошел и пересек по потертому ковру холл, а затем поднялся по лестнице из некрашенных досок на второй этаж. На грязно-белой стене первого пролета кто-то давным-давно написал: «Юг-Сотот, заколебал! » Эту надпись не раз пытались смыть, но оказалось, что только краска может скрыть это оскорбительное и опасное высказывание. Вчера один из старшекурсников рассказал ему, что никто не знает, кем она была сделана, но на следующее же утро, как она появилась, один из первокурсников был найден повешенным в туалете.

— Этот парень, прежде чем покончить с собой, изрезал себя так, что живого места не осталось, — рассказывал старшекурсник. — Я его не видел, но так понял, что он превратил себя в кровавое месиво. И проделал это бритвой и раскаленным железом. Вся комната была залита кровью. Его отрезанный нос и глазные яблоки лежали на столе, составленные в форме Т-креста (вы знаете, чей это символ), и он, ногтями содрав со стены штукатурку, оставил на ней множество кровавых отпечатков. Невозможно было поверить, что человек способен на такое.

— Удивляет, что он прожил так долго, чтобы еще и повеситься, — заметил Десмонд, — тем более при такой потере крови.

— Вы, конечно, шутите! — загоготал старшекурсник.

Десмонду понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что тот имеет в виду. И тогда он побледнел. Лишь много позже ему, пришло в голову, что это мог быть всего лишь традиционный розыгрыш зеленого новичка. Он решил никого не спрашивать об этом. Если из него хотят сделать дурака, то больше одного раза им это не удастся.

.... В конце длинного коридора зазвонил телефон. Десмонд, вздохнув, зашагал к нему мимо ряда запертых дверей. Из-за одной из них раздалось тихое хихиканье. Он вошел в свою комнату и прикрыл за собой дверь. Какое-то время он просто стоял, глядя на надрывающийся телефон и, сам не зная почему, вспоминал стихотворение об австралийском грабителе, нырнувшем в омут, где баниип — загадочное и кровожадное исчадие вод (из языческого фольклора)— тихо и заботливо обеспечил ему вечный покой. А его чайник, поставленный на огонь, свистел и свистел. Но никто его не слышал.

А телефон все звонил и звонил.

На другом конце провода ждал баниип.

Десмонда затопило чувство вины и стыда.

Он пересек комнату, краем глаза заметив нечто маленькое и темное, метнувшееся под его продавленную, пахнущую сыростью и плесенью кровать, остановился у маленького столика, на котором стоял телефон, коснулся трубки и, ощутив кончиками пальцев ее механическую пульсацию, отдернул руку. Каким бы глупым это ни казалось, но он почувствовал, что она ощутила его прикосновение и поняла, что он уже здесь.

Он развернулся на каблуках и, бурча себе под нос, заходил кругами по комнате. И тут заметил, что в плинтусе снова зияет дыра: бутылка из-под колы, которой он ее затыкал, валяется рядом. Он остановился, присел, впихнул ее назад и выпрямился.

Спускаясь по лестнице, он все еще слышал непрекращавшиеся телефонные звонки. Хотя и не был уверен в том, что теперь они не раздаются только у него в голове.