Миры И.А. Ильфа и Е.П. Петрова. Очерки вербализованной повседневности

В романе понятно, почему поездка на автобусе, принадлежащем Закавтопромторгу — Закавказскому автотранспортному торгово-промышленному акционерному обществу, — бесплатная, что позволяет интерпретировать лаконичную фразу в «Записной книжке»: «Везли бесплатно в автоколымаге Закавтопромторга»[213].

В романе экскурсионный характер «кавказского текста» определяется присутствием биографии и сочинений М.Ю. Лермонтова. Уже лейтмотивная цитата о «празднике жизни», определяющая для образа Пятигорска в записных книжках Ильфа и в романе, восходит к школьному стихотворению Лермонтова «Дума»: «И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели, / Как пир на празднике чужом». Униженный Воробьянинов просит милостыню, отдыхающие же — по контрасту — безмятежно счастливы: «Светлая толпа, лепеча, катилась мимо старого предводителя и возвращалась вспять. Тень Лермонтова незримо витала над гражданами, вкушавшими на веранде буфета мацони. Пахло одеколоном и нарзанными газами».

В «Записной книжке» идея сформулирована более концептуально: «Место дуэли Лермонтова. Возникла мысль, что если бы Лермонтов убил Мартынова, то пришлось бы удовольствоваться могилкой без памятника. И был бы он безмонументальный»; «Курорт имени поручика»[214].

Игра продолжается в горах Кавказа.

На бытовом уровне можно сказать, что ощущение Бендера с Воробьяниновым от романтической красоты двойственное: пейзаж величественный, но денег катастрофически не хватает: великий комбинатор во время бесплатной поездки «любовался опоясанной облаком Столовой горой и, находя, что гора действительно похожа на стол, быстро удалился. <…> Что же касается Терека, то протекал он мимо “Трека” (владикавказский городской парк с оранжереями. — М. О., Д. Ф.) за вход в который деньги взимал город…». Здесь Бендер несколько трансформирует литературный компонент «кавказского текста», «крича во все горло» не Лермонтова, а другого певца горной романтики и экзотики — Пушкина (стихотворение «Обвал»): «Дробясь о мрачные скалы, / Кипят и пенятся валы!..» Сходные ощущения концептуализированы в «Записной книжке»: «“Терек — краса СССР”. За красу взяли по гривеннику. Были вознаграждены видом Столовой горы <…> и Тереком. “Дробясь о мрачные… кипят и пенятся”. Но деньги уже взяли»; «Безусловно, Кав[казский] хребет создан после Лермонтова и по его указаниям. “Дробясь о мрачные” было всюду. Тут и Терек, и Арагва, и Кура. Все это “дробясь о мрачные”. Мы спускались по спиралям и зигзагам в нежнейшие по зелени пропасти. Виды аэропланные»[215]

.

Для контраста впечатления от Кавказа и Терека — от Андрея Белого: «И — мы полетели, зигзаги описывая, — через Терек; навстречу неслись — стены, скалы, обрывы, зигзаги, отдельные камни; дорога, прижатая к скалам, описывала пируэты крупнейшие над мощью срыва; а в нем — кипел Терек. Мой друг сквозь мигрень удивлялся: — Смотрите-ка: это не стены, а мир барельефов, с излишнею роскошью прибранных: хоть одну сотую этих богатств разглядеть!»[216]. Кавказ настолько великолепен, что Пушкин оказывается не выше, а ниже природы: «В первый раз недоволен я Пушкиным, просто ““horribile dictu”: нет, можно ли так не видеть ущелья и так написать о Казбеке. Тут слов не нашлось у поэта, всегда находящего их; что Пушкин пишет про мрачность Дарьяла: не то»[217]

.

На уровне литературных аллюзий присутствие плотного слоя лермонтовских цитат производит дополнительный — сверх курортно-экскурсионного — эффект, придавая роману и его протагонисту интеллектуальный характер. М. Каганская и 3. Бар-Селла, интерпретируя Бендера как лицо демоническое, актуализируют соответствующие смыслы поэзии Лермонтова. Они цитируют роман: «Горные вершины осветились темно-розовым солнечным светом. Горы не понравились Остапу.

— Слишком много шику! — сказал он. — Дикая красота. Воображение идиота. Никчемная вещь». По мнению исследователей, «ерунда какая-то получается: куда девалось все эстетическое отношение Бендера к действительности? Как это могут не понравиться воспетые Лермонтовым горы? Очень просто: Бендер не читатель, а герой»[218].

Другими словами, Бендер — демон, что исследователи и доказывают сопоставлением фрагмента — «горные вершины осветились…», «слишком много шику», «дикая красота», «горы не понравились Остапу», «воображение идиота», «никчемная вещь» — с одноименной поэмой Лермонтова: «И над вершинами Кавказа / Изгнанник рая пролетал, / Под ним Казбек, как грань алмаза, / Красою вечною блистал. / Презрительным окинул оком / Творенье Бога своего, / И на челе его высоком / Не отразилось ничего»[219]. Можно еще добавить к сказанному, что в журнальном варианте глава «Под облаками» называлась «Печальный демон».