Мы мчались, и эпсилон-скорость была единственной нашей защитой против слияния с запустением вокруг, мы наблюдали, как деревья чахнут, удушаемые гигантским лозами. Лозы превратились в паутину наподобие электрических распределительных кабелей. Холм на месте гаражей был взорван и разровнен, его сменили странные стремительные машины и мерзкие карикатуры на людей, изуродованные серьезными врожденными пороками и мутациями. Они сновали среди мертвых деревьев по вытоптанным тропкам, которые петляли, меняя направление, точно вода, стекающая по неровному уклону. Внезапно небо ослепительно вспыхнуло белым, и все горело и горело, выжигая глаза, пока не включилась защита от перегрузки и экран не поблек, но не до полной темноты: смутно виднелся унылый пейзаж под красной рябой луной. До самого края темного моря низкие холмы усеивали обнаженную скальную породу. Балтийское море укрыло то, что некогда было Стокгольмом и продолжало быть им в нашей собственной грани бытия. На самом берегу зиял полузатопленный гигантский кратер в добрых полмили шириной. Тот ослепительный свет принадлежал метеориту размером с дом, нанесшему последний удар по остаткам выродившейся животной жизни в этой обреченной области Пустоши.
— Боже мой,— выпалил Хельм.— Оно что, все такое, как это?
— К счастью, нет,— ответил я.— Но есть места и похуже. Мы уже проникли в Желтую зону — ты видел ее на карге Сети там, в штаб-квартире. Общеисторические даты ближайших линий за Пустошью имели место за несколько тысяч лет до наших дней. Этой, возможно, несколько миллионов. Силы, с которыми играли Кочини и Максони в процессе разработки МК-привода, питающего наши сетевые перемещатели, были мощными энергиями энтропии. Ребятам посчастливилось: они обуздали эти потоки и предоставили нам доступ ко всей Сети альтернативных вероятностей. Другим экспериментаторам, аналогам Максони и Кочини в своих линиях, повезло меньше. Уцелела только наша линия, все ближайшие А-линии были разрушены, за исключением парочки, в которых Кочини и Максони так и не приступили к работе.
— Вы говорили, что побывали в нескольких линиях, где все вполне нормально,— заметил Хельм,— Как...
— Выжили еще несколько линий в опустошенной области,— повторил я.— Потому что в них Максони и Кочини так и не встретились — или так и не приступили к работе. Они называются Изолированными в Пустоши.
Хельм кивнул, точно смирившись с непостижимостью предмета.
Вид на экране вновь сменился ширью блестящего заиленного моря; и снова море отступило, оставив простирающиеся до горизонта влажные отмели. Следов жизни не наблюдалось, если не считать разрозненных скелетов китообразных и нескольких больших рыб, а также обширный набор затонувших кораблей — от ребер драккаров до наиновейших подводных грузовых судов длиной в одну восьмую мили. Высохшая область висела довольно долго. Меня начало клонить в сон.
Я еще раз проверил приборы и рычаги управления и объяснил их назначение Хельму:
— На тот случай,— оборвал я его возражения,— если тебе окажется удобнее вести эту штуку.
Покончив с недоумением, он начал быстро учиться. Ткнул пальцем в шкалу «ПОДДЕРЖКА» и спросил:
— Если эта поползет вниз, надо повернуть ручку «ПОДДЕРЖАТЬ» вправо, так?
— В точку,— согласился я.— Но только самую малость. Я не стал упоминать, что если повернуть ее слишком сильно, то мы застрянем в энтропийном стазисе.
Наконец пейзаж снаружи постепенно начал меняться. Сначала далекие стены кратера обрушились и покрылись растительностью, которая пенилась подобно зеленому приливу, вздымавшемуся высокими коническими вечнозелеными бурунами. Появились длинные розовато-фиолетовые черви, которые извивались сквозь пышную зелень, оставляя за собой ободранные ветки, сучья и прутья. Встречаясь, они переплетались, но я не мог различить, были то драки или копуляции. Наконец черви съежились и стали маленькими, как садовые ужи, и такими же юркими. Но недостаточно проворными, чтобы спастись от атакующей внезапно твари в перьях, похожей на пушистую лягушку, которая бросалась на червяка, пожирала его в один присест и прыгала вновь. Лягушки кишели, черви мелькали все реже и реже. Наконец остался только ободранный и гниющий лес, весь в комьях лохматых гнезд из веток и лягушкоптицах различных размеров. Те, что побольше, ели тех, что поменьше, и так же охотно, как их предки пожирали червей. Трудно было все время помнить, что я путешествую не через время, а перпендикулярно ему, несясь сквозь последовательность альтернативных реальностей, поскольку близкородственные миры развивались со скоростями, пропорциональными расстоянию от главной линии их группы.
Появилось крохотное шустрое млекопитающее с острым носиком и маленькими глазками, оно выглядывало из-за края большого потрепанного гнезда, полного блестящих серых яиц размерами с мячики для гольфа. Кончик носа зверька был вымазан желтком.
— Крыса! — выпалил Хельм.— Похоже, мы на верном пути, сэр! Поздравляю!
— Рано радуешься, Эмиль,— отозвался я, хотя был доволен не меньше, чем он, судя по голосу.