МИРЫ ПОЛА АНДЕРСОНА Том девятнадцатый

По бархатистому псевдомху, которым поросла дамба, к ним приближалась легкой походкой девушка. На вид ей было двадцать три-двадцать четыре стандартных года, одежда — белая туника и развевающийся на ветру синий плащ — только подчеркивала строй­ность фигуры. Ее белокурые волосы были заплетены в тяжелые косы и гладко зачесаны назад, чтобы была видна татуировка на лбу — условное изображение птицы. Брови у нее были темные, а глаза — синие, почти цвета индиго, широко расставленные. Вы­ражение ее сердцевидного лица было строгим, губы сжаты, но вздернутый носик, усыпанный чуть заметными веснушками, смяг­чал впечатление. За руку она вела мальчика лет четырех, как две капли воды похожего на нее; он на ходу подпрыгивал, но, увидев лохланцев, посерьезнел. Оба шли босиком.

— Приветствую вас у слияния стихий, — сказала девушка. Голос у нее был грудной, с хрипотцой, но слова звучали еще более мело­дично, чем у других гвидионцев, с которыми астронавтам приходи­лось разговаривать.

— Здравствуй, несущая мир. — Ворону было проще перевести ритуальное приветствие своей планеты, чем искать подходящее в местном наречии.

— Я шла танцевать для моря, — объяснила она, — но услышала музыку, и она позвала меня сюда.

— А ты человек, который стреляет? — спросил мальчик.

— Бьерд, замолчи! — От смущения лицо молодой женщины за­лилось краской.

— Да, — рассмеялся Ворон, — можешь называть меня челове­ком, который стреляет.

— А куда ты стреляешь? — спросил Бьерд. — В мишени, да? Можно, я стрельну в мишень?

— Как-нибудь в другой раз, — ответил Ворон. — Сейчас у нас нет с собой мишеней.

— Мама, он говорит, я могу стрельнуть в мишень! Пух! Пух!

Пух!      '

Ворон удивленно приподнял бровь.

— Я думал, госпожа, на Гвидионе не знают огнестрельного ору­жия, — произнес он как можно более небрежным тоном.

— Это все тот корабль, который побывал здесь зимой, — с лег­кой грустью ответила женщина. — У тех, кто прилетел на нем, тоже были... как это называется... ружья. Они нам объяснили и показали, как эти штуки действуют. С тех пор на планете, вероятно, нет ни одного мальчишки, который бы не мечтал... ладно, по-моему, вреда от этого нет. — Она улыбнулась и взъерошила Бьерду волосы.

— Э... я — высокородный Ворон, военачальник этноса Дубовой Рощи из Ветряных гор на Лохланне.

— А те, другие? — спросила женщина.

Ворон дал знак, и его попутчики приблизились:

— Это мои сопровождающие. Сыновья вассалов моего отца.

Женщину озадачило то, что он не позволил солдатам включить­ся в беседу, но она решила, что такой у пришельцев обычай.

— Меня зовут Эльфави, — сказала она, делая ударение на пер­вом слоге, и на губах у нее промелькнула улыбка. — Моего сына Бьерда вы уже знаете. Его фамилия Варстан, моя — Симнон.

— Как?.. Ах да, вспомнил. На Гвидионе женщины, выйдя за­муж, сохраняют свою фамилию, сыновья получают фамилию отца, а дочери — матери. Правильно? Ваш муж...

Она поглядела на море и негромко ответила:

— Прошлой осенью в шторм он утонул.

Ворон не стал выражать соболезнований: в культуре его народа отношение к смерти было иным. Но он не удержался и задал бестактный вопрос:

— Но вы говорили, что идете танцевать для моря.

— Но ведь и он теперь стал частью моря, разве не так? — Она продолжала рассматривать волны, которые кружились в водовороте и стряхивали пену с гребней. — Какое оно сегодня красивое. — И, снова повернувшись к нему, совершенно спокойно закончила: — У меня только что был длинный разговор с одним из ваших, его зовут Мигель Тольтека. Он гостит в доме моего отца, где живем теперь и мы с Бьердом.

— Я бы не сказал, что это один из наших, — ответил Ворон, скрывая раздражение.

— Неужели? Постойте-ка... да, он действительно что-то говорил о прилетевших с ним людях с другой планеты.

— С Лохланна, — уточнил Ворон. — Наше солнце находится не­подалеку от их солнца, примерно в пятидесяти световых годах вон в том направлении. — Он показал на небо, туда, где за вечерней звездой раскинулось созвездие Геркулеса.

— А ваша родина похожа на его Нуэвамерику?

— Едва ли.

И Ворону вдруг захотелось рассказать ей о Лохланне: о круто вздымающихся в кирпично-красное небо горных пиках, о карлико­вых деревцах, прижатых к земле ни на минуту не утихающими ветрами, о вересковых пустошах, ледяных равнинах и горько-соле­ных океанах, вода в которых такая плотная, что человеку в них невозможно утонуть. Ему вспомнилась крестьянская хижина с кры­шей, закрепленной на растяжках, чтобы не сдуло во время бури, и отцовский замок, сурово вздымающийся над ледником, звон под­ков во внутреннем дворе; но потом ему вспомнились разбойники, сожженные деревья и трупы, валяющиеся вокруг разбитой пушки.

Но ведь она этого не поймет. Или поймет?

— Зачем вам столько стрелялок? — не выдержал вдруг Бьерд. — К вам на поля приходят злые звери?

— Нет, — ответил Ворон. — У нас вообще не так уж много ди­ких зверей. На нашей почве им не прокормиться.

— А я слышала... эта первая экспедиция... — Эльфави снова встре­вожилась. — Они что-то говорили о людях, которые сражаются против других людей.