МИРЫ ПОЛА АНДЕРСОНА Том девятнадцатый

Так станем ли мы, мы, которые сами все еще живем в мире, полном смертельных неожиданностей, станем ли мы взваливать на свои плечи неподъемный груз не поддающихся ассимиляции чужа­ков?      '

0‘Малли понизил голос, опустив его почти до шепота.

— И будет ли это добрым делом по отношению к ним самим? Я уже показал, что потенциально это класс неимущих. Теперь я скажу, что, поскольку они чужаки, поскольку у нас тут неизбеж­но возникнут преступления и столкновения, они станут жертва­ми ненависти и даже внесудебных расправ. Мы тут на Рустаме — тоже, знаете ли, не святые. У нас нет иммунитета к древним болезням ксенофобии, бессердечности, легализованным грабе­жам и жестокости толпы. Не будем же навлекать на наш дом те же самые незаживающие раны, от которых страдала матушка- Земля.

Не введи нас во искушение.

0‘Малли сошел вниз в буре аплодисментов. Особенно бушевали городские члены Конвента, так что в их шуме потонули слова Хираямы, объявившей о получасовом перерыве.

Коффин со своей трубкой (хотя вкус табака имел какой-то странный привкус в морозном воздухе) стоял на балконе. Анкер светился и шумел внизу, занятый своими делами и своими надеж­дами. Его освещение мешало разглядеть и лед на реке, и далекие поля под снегом, и вершины гор, и звезды. Но стоит пройти лишь несколько километров,

думал Коффин, и сразу окажешься наедине с тем, что лежит вне человека и вечно.

Конечно, я стою к этому ближе по времени, добавил его разум. Л скоро я и вообще сольюсь с ним. Странное это было ощущение!

Чей-то голос вернул его к действительности.

— А, приветствую вас, Дэниел. Сбежали от толкучки?

Дэн увидел аскетичное лицо Морриса О'Малли, хорошо осве­щенное уличными фонарями и луной.

— Да, — ответил он, и ветер унес в ночь вылетевший у него изо рта пар дыхания. — Знаете, вы произнесли великолепную речь. Если сказать правду, она гораздо лучше, чем я мог предпо­ложить.

Его собеседник улыбнулся:

— Спасибо. Я ведь не Демосфен. Но когда излагаешь то, в чем убежден, это здорово помогает.

— Вы действительно во все это верите?

— Конечно. Я же ни за какой личной выгодой не гонюсь. Мо­жет, я и доживу до прибытия флота, но еще до того, как дела обострятся, я уже уютно устроюсь в своей могиле. Я беспокоюсь о своих внуках.

— И вы действительно верите, что на них обрушится столько горя из-за кучки добродушных азиатов, африканцев или еще кого- то? Это ведь большая планета, Моррис.

Тон О'Малли стал заметно холоднее:

— Она велика только для таких, как вы.

— Но так считал и ваш дед, несмотря на то что ему приходилось носить редукционный шлем — один из тех примитивных, что при­водились в действие мышцами человека — каждый раз, как он спу­скался ниже трех километров.

— Он только помогал картировать Низины. Сам он там не жил.

Мы же прикованы к Верхней Америке... — Произнесенная им речь сделала менее удивительным жест этого сухаря, Когда он положил руку на плечо Коффина. — Дэниел, я знаю, что излишне упростил многое. Я знаю, что проблема куда тоньше и сложнее, что она содержит в себе много возможностей и ответвлений. Это и страшит меня больше всего. 

 — Ваш дед никогда бы не позволил чему-либо напугать себя, во всяком случае надолго, насколько мне известно.

— Тогда была другая жизнь. Простая проблема выживания.

— Мне кажется, что в своей основе все проблемы имеют много общего. Все держится на одних и тех же принципах. И для вашего сведения скажу, что выживание далеко не всегда просто и сводится к вопросу: или — или.

О'Малли некоторое время молчал, а затем тихо произнес:

— Мне сказали, что после перерыва будете говорить вы.

Коффин наклонил голову:

— Моя речь будет куда менее красноречивой и гораздо более короткой, чем ваша, Моррис.

Как много знакомых лиц! Вон сидит мать Лео Свободы, вот сын Мэри Сэндберг, вот частый компаньон Дэна по покеру Рэй Гонза­лес, вот молодой Трегеннис, который работал с ним до того, как отправился искать счастья на Западных островах, вот сидит его собственный сын и сын Евы Чарли, которого воспитали Том и Джейн де Смет, потому что тот не мог жить в Низинах. У него уже много седины в волосах.

...Рустам все еще тайна и необъятность до сего дня, а человече­ство Рустама еще немногочисленно, но связано прочными узами и в том числе — любовью.

— Это не совсем доклад, знаете ли, — начал Коффин. — Я пред­ставляю район озера Танцующей Луны, и так как мы достигли чего-то вроде единства мнений, то я попросил председателя разре­шить мне изложить наш взгляд на проблему.

В горле першило. Подобно своему оппоненту, он выпил воды. Он хорошо знал эту воду, ее слабый железистый привкус вернул его память к тому ручью вблизи фермы у Расщелины, когда он был ребенком. Как много того, что он знал давным-давно, все еще удерживается его памятью...