С севера вдруг накатил холодный ветер и ударил меня по лицу сыростью снежного заряда. На миг я зажмурился и снова открыл глаза, вихрь вновь закрыли темные тучи, но было абсолютно ясно, что этот черный предвестник несчастий никуда не исчез, он продолжит крутиться и не оставит попыток вырваться из поставленного кем-то капкана.
"Беда идет на эти земли!" – навязчиво блиась мысль.
В который раз за последнее время я стоял на перепутье – повернуться к злу спиной и бежать от него или встретиться с ним лицом к лицу, попытаться отодвинуть беду от этих земель и спасти как можно больше добрых людей.
"Да меня самого спасать надо!" – попытался жалобно воскликнуть я, но меня стремительно закружило, картинка вокруг меня поплыла и скомкалась как бумага в гигантской руке. Небольшой и быстрый полет в темноте и я очнулся на все той же самой кровати в гостеприимном и протопленном доме Хартмара. Моя голова приподнялась, но мышцы шеи предательски ослабли и я звонко приложился затылком о деревянную "подушку".
В темноте комнатки мои соседи похрапывали и посапывали, ворочались и почесывались во сне.
– Завтра все решу, – прошептал я про себя, чувствуя как мои ноги, замерзшие на вершине горы, стали потихоньку отогреваться. Веки сами собой крепко смежились и наконец-то пришел спокойный сон, возвращающий силы и бодрость всякому утомленному путнику.
Спал я до тех пор, пока меня не разбудили негромкие глухие звуки из соседней комнаты. За перегородкой стукались друг о друга деревянные тарелки, что-то расставлялось на стол. Раздавался тихое перешептывание женских голосов.
Я поднялся на своем ложе, опустил голые пятки на жесткую циновку у кровати и с хрустом в спине и плечах потянулся. Рот сам собой растянулся в громком зевке, но я его тут же прикрыл ладонью – мои спутники еще спали. Я прошмыгнул мимо свернувшегося калачом под пестрым пледом Колмака и лежащего на боку, лицом к бревенчатой стене, Бадеро.
На цыпочках проходя к двери, я замер, увидев Кионда лежащего на спине и вытянувшегося как струна. Мышцы его лица словно опали, нос заострился, а лицо было бледным, словно молоко. Вдруг подумалось, что он умер во сне. Стало страшно и морозные иголки укололи вокруг сердца. Кионд, словно почувствовав мою тревогу, тихонько вдохнул и слегка повернул голову на бок. Опустив напрягшиеся плечи, я тихонько приоткрыл тяжелую дверь стараясь ей не скрипнуть. Тяжелые кованые петли к моему спокойствию оказались хорошо смазаны и не издали ни единого звука.
В комнате, где мы вчера ужинали, суетились две женщины лет под сорок в серых домотканых платьях с подолами до самого пола и длинными рукавами до запястий. Обернувшись ко мне, они приветливо улыбнулись, раздвинув уголки губ до кромки белых платков завязанных под подбородком, которые почти полностью прикрывали их головы, лоб и щеки, и застыли ожидая от меня вопроса или просьбы.
– А где тут у вас воды раздобыть? – тихо и неуверенно проговорил я, – ополоснуться бы мне после сна.
Женщины с недоумением на лицах переглянулись, и та, что была поближе ко мне, махнула в сторону двери.
– Выйдешь из дома и налево за углом стоит бочка с дождевой водой, – прошептала она, – но только дюже она холодная!
– Спасибо, это то что надо, – прошептал я в ответ и открыл тяжелую входную дверь.
Холодный воздух застыл абсолютно недвижимый – даже легкого дуновения ветерка не пробежало по моей коже. Солнце едва касалось своим нижним, чуть красноватым, краем горизонта и уже достаточно освещало все вокруг. Спустившись с крыльца на сырую от холодной росы землю, я совершенно не вовремя понял, что вышел необутый. Но не возвращаться же из-за такого пустяка! Зябко поежившись, я мелкой трусцой побежал налево и за угол. Там действительно стояла емкость, высотой мне по пояс, полная воды. Я облокотился ладонями на покоцанные края старой бочки и поглядел на ровную гладь воды.
– Что, оболтус? Одни приключения с тобой! – обратился я к своему отражению.
На меня пристально смотрел молодой парень с неглубоко посаженными темными глазами аккуратно очерченными длинными ресницами. Неширокие, но густые брови вплотную подходили к переносице с небольшой горбинкой плавно переходящей в тонкий нос. Мне почему-то никогда не нравился мой собственный нос, всегда казалось, что истинно мужской нос должен быть широким, мясистым и обязательно сломанным хотя бы в одном месте. Припухшие губы моего отражения в воде в неудовольствии приподняли правый уголок.
А еще мне показалось, что я сильно похудел лицом – скулы заострились и как будто подались вперед, подбородок вообще стал похож на наконечник копья, хотя раньше больше походил, как я считал, на широкую поверхность кистеня. Как же на этом острие посередине умудрилась сохранится небольшая ямка, которая, по-моему глубокому убеждению, должна очень нравиться девушкам?