У Гертруды осталось прежнее чувство юмора. Они обменялись рукопожатием.
— Можешь говорить о его сексуальной жизни, — сказал Билл, — только не задавай ему вопросов о космической станции. Это военная тайна.
— О, как интересно! Я имею в виду тайну. Действительно, расскажите мне все, Ринальдо. Я ни словечка не передам Биллу.
Ринальдо усмехнулся.
— Я в этом уверен, — сказал он.
И тут из дальней комнаты донеслись звуки фортепиано. Это, наверное, гениальная Герла, подумал Ринальдо. Но звуки выходили вовсе не такими, как если бы играл гений, и потребовалось несколько секунд, чтобы прояснить обстановку в доме. Как и на станции, в доме играли на двух фортепиано, а не на одном. Старшая сестра Герлы тоже репетировала самостоятельно.
Гертруда продолжала задавать почти те же вопросы, которые раньше задал ему Билл, и Ринальдо дал те же ответы, отказываясь лишь говорить о его работе, и одновременно наблюдал за женщиной. Очень удачно, что Билл упомянул про секс. Разговор о нем позволил пустить под откос все вопросы о работе. И в то же время Ринальдо интересовало, а какие же изменения произошли в нем самом.
Он явно не произвел благоприятного впечатления на Гертруду. Казалось, она тоже волновалась по поводу его здравого ума, и на сей раз это не показалось ему забавным. Это выглядело так, как если бы все люди, которых он встретил, говорили ему, что их зовут Юлий Наполеон. А когда вы отвечали, что вас зовут Джон Смит, они считали это подозрительным и чуть ли не в лицо задавали вопрос, уж не сошли ли вы с ума.
Думаю, мне предстоит пройти через это со всеми друзьями, подумал Ринальдо. Возможно, будет проще начать самому подергиваться, чтобы походить на людей, которые считают это нормальным. Это избавило бы его от объяснений.
— Я хочу, чтобы ты увидел Герлу, — гордо сказал Билл.
Ринальдо прошел следом за ним и Гертрудой в комнату, где играл ребенок. Девочка была высокой для своего возраста, но худенькой и выглядевшей устало. Когда в комнату вошел Ринальдо, она убрала руки с фортепиано и обернулась посмотреть на него.
— Продолжай играть, дорогая, — сказала Гертруда.
— Но, мамочка, я устала. Я репетирую уже целый час.
— Мэри Эллен репетирует в течение трех часов ежедневно. А иногда четырех, — твердо сказал ей Гертруда.
— Но я устала. У меня болят пальцы, — захныкала девочка.
— Ну, можешь прерваться на минутку, если хочешь, но не отходи от фортепиано. Ты еще мало поработала сегодня.
— Но, мамочка…
— И не смей спорить со мной!
А затем внезапно девочка заплакала, а Гертруда закричала на нее, злобно, с искаженным яростью лицом. Ринальдо почувствовал неловкость, которую ощущает человек, оказавшийся свидетелем неприятной ссоры в семье своего друга.
— Герла, твоя мама права, — мрачно сказал Билл. — Если ты хочешь выиграть приз, то следует больше заниматься.
Ринальдо вышел из комнаты. Он уже сожалел, что принял приглашение поужинать. Сожалел и был озадачен. Гениальная Герла наигрывала все ту же простенькую мелодию:
И звуки, доносившиеся из другой комнаты от ее сестры, были теми же самыми.
Билл присоединился к нему в коридоре. Гертруда продолжала кричать, девочка горько плакала, но даже сквозь плач стали прорываться звуки фортепиано. Но уже через мгновение все успокоилось и стало, как прежде.
— Ох, уж эти дети! — воскликнул Билл. — Они не понимают всей важности тренировки.
— Я тоже, — сказал Ринальдо. — Зачем приковывать их к этому инструменты пытки в течение трех часов ежедневно? И почему все они разучивают только одну мелодию, и ничего другого?
— Я думал, ты знаешь, — удивленно сказал Билл. — Ты же говорил, что слушал радио и смотрел телевизор.
— Не очень много. У меня есть парочка любимых станций. И любимые программы. Ток-шоу с участием зрителей, объявления дешевых распродаж и кое-что из эстрады.
— Но…
— Кроме того, я старался пропускать любую рекламу.
— Это глупо. — Билл неодобрительно задергался при этом дополнительном признаке безумия Ринальдо. — Тогда ты многое упустил.
— Ну, да, а еще мне не подносили горящие спички к пальцам рук и ног.
Билл проигнорировал это безумное сравнение.
— Вот поэтому ты и не услышал о Соревновании!
— Извини, совершенно ничего.
— А должен был. Ну, ничего, об этом легко рассказать. Видишь ли, существует примерно дюжина больших Соревнований с подсоревнованиями в каждом, и все они являются частью одного Величайшего Соревнования. Это началось… м-м, дай вспомнить… примерно полтора года назад. Мне кажется, первое Соревнование спонсировало по телевидению «Мыло Сатурна».
— «Венера Венити», — сказала Гертруда, которая вошла в комнату и услышала их разговор.
— Ты ошибаешься, дорогая. Я точно помню…
— Ты дурак, — с презрением сказала она. Причем вовсе не шутливо, отметил про себя Ринальдо. — И не пытайся со мной спорить. Это была «Венера Венити».
— Да неважно, кто был первым, — сказал Ринальдо, не желая будить спящего зверя. — Вовсе не важно.