— Внимание! Все присутствующие! — обратился Хебстер к сотрудникам. — Через час вам позволят разойтись по домам и оплатят один час сверхурочной работы. Благодарю.
Когда Хебстер выходил из лаборатории, Чарли Верус начал петь. К тому моменту как шеф дошел до лифта, несколько человек уже определенно подпевали Верусу. Хебстер остановился у двери лифта, осознав, что не менее четверти обслуживающего персонала, мужчины и женщины, подтягивали за хриплым, скорбным, но ужасно искренним тенором.
Славу стриженых мои очи видели,
Не допустим Человека погибели!
Уничтожим яму помойную —
Первачей отечество!
Выйдем в чистых одеждах строем —
Встречать зарю человечества!
Слава, слава, аллилуйя!
Слава, слава, аллилуйя!
Слава, слава, аллилуйя!
Если уж такое творится в «Хебстер секьюритиз», думал он, с перекошенным гримасой лицом входя в кабинет, то насколько быстро популярность «Человечества прежде всего» должна расти среди населения?
Разумеется, многие из этих певцов всего лишь сочувствующие, а не убежденные сторонники, — это люди, склонные к разного рода объединениям — хоровым кружкам и народным дружинам. Но сколько еще энергии должна породить организация, чтобы стать политическим Джаггернаутом?
Единственным утешением служило то, что ССК, очевидно, была прекрасно осведомлена об опасности и готова пойти на беспрецедентные шаги в качестве контрмер.
К несчастью, эти беспрецедентные шаги придутся по Хебстеру.
Теперь у него оставалось меньше двух часов, чтобы отвертеться от самого серьезного преступления за всю историю существования Мирового Кодекса.
Он поднял трубку одного из телефонов:
— Рут, я хочу говорить с Вандермеером Демпси. Соедините меня с ним лично.
Через несколько секунд он услышал знаменитый голос, красивый, медлительный и густой, как расплавленное золото:
— Алло, Хебстер, говорит Вандермеер Демпси. — Он помолчал, словно переводя дыхание, а затем высокопарно продолжал: — «Человечество — пусть оно всегда будет впереди, но, впереди или позади, это Человечество!» — Он усмехнулся. — Наше самое последнее телефонное приветствие. Нравится?
— Очень, — с уважением в голосе проговорил Хебстер, памятуя о том, что его бывший ведущий специалист по видеотехнике в скором времени может стать одновременно и церковью, и государством. — Э-э... мистер Демпси, я вижу, у вас тут вышла новая книга, и меня заинтересовало...
— Какая? «Антрополитика»?
— Точно. Прекрасное исследование! У вас там есть очень чеканные формулировки в главе, которая называется «Не больше, не меньше, как человек».
Послышался густой удовлетворенный смех:
— Молодой человек, у меня чеканные формулировки в каждой главе каждой книги! Я установил здесь в штаб-квартире писательский конвейер, который способен производить до пятидесяти пяти запоминающихся эпиграмм на любую тему в течение десяти минут. Не говоря уже о политических метафорах и коротких анекдотах с сексуальным подтекстом!.. Но вы звоните мне не для того, чтобы обсуждать литературные вопросы, как бы хороша ни была эмоциональная инженерия в моем скромном тексте. Так в чем дело, Хебстер? Выкладывайте.
— Дело вот в чем, — начал бизнесмен, почувствовав смутное удовлетворение от атаманского цинизма Преждевсегошника и в то же время слегка раздраженный его откровенным презрением. — Мы тут сегодня болтали с вашим и моим другом, П. Браганзой.
— Я знаю.
— Вот как? Откуда?
Вандермеер Демпси снова расхохотался медленным, добродушным смехом толстяка, раскачивающегося в кресле:
— Шпионы, Хебстер, шпионы! У меня они есть практически везде. Политика состоит на двадцать процентов из шпионажа, на двадцать процентов из правильной организации и на шестьдесят процентов из выжидания нужного момента. Мои шпионы доносят мне обо всех ваших шагах.
— Они случайно не говорили вам, о чем мы с Браганзой беседовали?
— Ну конечно, сказали, молодой человек, конечно, сказали! — Демпси хохотнул с беззаботным торжеством. Хебстер вспомнил его фотографии: голова, похожая На мягкий, огромный апельсин с полукруглой щелью сияющей улыбки. На голове у него совершенно не было волос — все они, до последней ресницы и мохнатой бородавки, регулярно удалялись при помощи электролиза. — Если верить моим агентам, Браганза сделал вам несколько весьма серьезных предложений от имени Специальной следственной комиссии, которые вы совершенно справедливо отклонили. Затем, будучи несколько не в духе, он заявил, что, если вы отныне будете пойманы на гнусных сделках, которые, как всем известно, превратили вас в одного из богатейших людей на планете, он использует вас в качестве наживки, чтобы возбудить наше негодование. Должен сказать, что мне ужасно понравился этот остроумный план.
— И вы не собираетесь проглатывать наживку, — предположил Хебстер.
В кабинет вошла Грета Сейденхайм и показала на потолок круговым жестом. Он кивнул.