Миссия из прошлого

Ганнон на мгновение прикрыл глаза и крупная, одинокая мужская слеза медленно скатилась по его щеке. Затем, преодолевая предательскую дрожь в руках, он принялся торопливо обрабатывать рану и накладывать повязку. Отчаяние душило его, лишая всякой возможности говорить. И едва Ганнон закончил перевязку, как его руки тут же бессильно упали на колени, а всё тело затряслось как при болотной лихорадке. И как Ганнон не старался, он ничего не мог поделать с отчаянием, что охватило его. Он прекрасно понимал, что всё это бессмысленно, что его мазь и повязка не могут спасти жизнь сыну. Его единственный сын умирал, а он … а он ничего не мог сделать, чтобы спасти его.

«Нет, этого не может быть! Это неправда! Это неправильно! Несправедливо! – в немом отчаянии кричала душа Ганнона. – О, Боги, за что, за что вы наказываете меня?! За что так жестоко караете меня?! За что?!»

Ганнон повернул лицо к богине Тиннит. Его взгляд, полный страдания и надежды, буквально впился в её прекрасный лик.

– О, Великая богиня! Мать всего сущего! Молю тебя, спаси, сохрани жизнь сыну моему! Не дай! Не дай ему умереть! За что?! За что ты наказываешь меня?! Возьми! Возьми жизнь мою! Только спаси, только спаси сына моего! Скажи?! Скажи, чего ты хочешь от меня?! Я всё, я всё сделаю для тебя! – в отчаянии, уже перейдя с шёпота на крик, яростно кричал он. – Только скажи! Скажи мне!

Но лишь гулкое эхо, да звенящая тишина, нарушаемая еле слышным потрескиванием горящих факелов, была ему ответом. Не замечая боли в затёкших коленях, Ганнон, с горестным вздохом, валится вперёд, прижимая воспалённый лоб к холодному каменному полу. И слёзы, уже никак не сдерживаемые им, тихонько стекают по лицу и падают на камни…

Прошло всего восемь лет с тех пор, когда он вот так же кричал и молил Верховного Жреца храма Ваала снизойти к его просьбе и помочь ему. И вот боги снова наказывают его. И он снова бессилен что-либо сделать. Ганнон с болью вспомнил те дни, и картины прошлого вновь ожили у него перед глазами.

Восемь лет назад его семнадцатилетний сын Гамилькар тяжело заболел. Никакие лекарства не помогали, а призванные лекари лишь бессильно разводили руками. И Ганнону ничего не оставалось, как, смирив свою гордыню, пойти и слёзно просить помощи у Тано, у своего недавнего заклятого врага… Тано – Верховный Жрец храма Ваала, славящийся на всю страну своим искусством врачевания, молча выслушал его, а затем потребовал, что если его сын выздоровеет, то он – благородный Ганнон из рода Зенов, по воле Грозного Ваала, навсегда покинет людей.

– Ты, благородный Ганнон, – сухой старческий голос Тано казалось вновь зазвучал в голове Ганнона, – уйдёшь подальше от людей, поселишься в пустыне или в какой-нибудь пещере в горах и будешь жить отшельником, в полном одиночестве. Жить так до тех пор, пока Грозный Ваал не призовёт тебя к себе. Или не призову тебя я, дабы вернуть в мир людей. Только так ты искупишь грехи свои. Ты дал клятву. И ты сдержишь её! И да исполнится воля Великого Ваала!

С тех пор прошло восемь лет. Восемь долгих лет. Но Ганнон до сих пор не знал, чем же тогда руководствовался Тано: то ли тайным желанием отомстить ему, то ли, как это не парадоксально сейчас звучит – желанием помочь ему. Да, уйдя в пещеру, Ганнон вначале чувствовал себя в изгнании, но затем, постепенно успокоившись, он сам, всей душой, принял это кардинальное изменение своего жизненного пути. И пусть уйдя от людей, он оставил богатства, высокое положение, большой удобный дом с мягкой постелью, изысканной кухней и роскошными одеждами, но зато, вместе с ними, он оставил и все пороки человеческого общества, в котором жил. И словно отмирая, ненужной шелухой отвалились, ушли в прошлое мелкие обиды, зависть и тайные вожделения. И душа снова, как в далёком детстве, стала радоваться чудесному утру, ясному небу, весёлой капели дождя или звонкой, радостной песне какой-нибудь пташки. Да, положа руку на сердце, Ганнон мог с чистой совестью сказать, что он прожил здесь восемь счастливых лет…

– О, Великий Ваал, неужели ты не простил меня? Неужели не принял в жертву все эти восемь лет моего добровольного изгнания? За что, за что ты опять казнишь меня? – тихо зашептал Ганнон, мотая головой.

И снова мёртвая тишина была ему ответом.

– Милосердие! Прояви милосердие, богиня! – Ганнон поднял от пола своё измученное лицо и его страждущий голос вновь зазвучал под сводами пещеры многоголосием отражённого эха. – О, Великая богиня Тиннит, ты столько столетий оберегала наш род! Помоги! Помоги и сейчас! Спаси! Спаси сына моего! Заступись за него перед Грозным Ваалом! Молви слово своё!