Основной политический водораздел в эмиграции можно провести между теми, кто отвергал в революции только Октябрьский переворот, принимая Февраль, и теми, кто видел катастрофу уже в Феврале. Отсутствие единства в этом вопросе сказалось уже в Белом движении, в немалой степени предопределив его поражение. Приведем его оценку эмигрантской молодежью 1930-х годов, которая видела причины поражения отцов не только в стратегических ошибках и двусмысленной политике союзников.
«... Более важными... являются причины внутреннего социально-общественного характера. Эти внутренние причины прежде всего выразились во взаимном непонимании военных кругов, общественности и бюрократии – трех элементов ведущего слоя Белого движения.
Военные круги были безпомощны в делах управления страной и в политических вопросах, отсюда страх перед принятием тех или иных определенных решений, ссылка на решение в будущем всех вопросов Учредительным собранием, в созыв которого сами искренно не верили. Отсюда же – необходимость прибегать к помощи старой бюрократии без умения отобрать в ней лучшие силы, предоставление политических дел левым кругам, с которыми потом были принуждены бороться. Еще и теперь [1930-е годы. -
Бюрократия среднего уровня у белых была склонна к крутым мерам, что не соответствовало настроениям народа. Он «занял выжидательное положение в отношении белых, ожидая от них шагов по разрешению наболевших вопросов о земле, труде и т.д. Универсальное «непредрешенчество» народу ничего не говорило и не могло его увлечь на борьбу...»[53]
. Но белые правительства (в лучшем случае следовавшие политике правых кадетов) держались за «непредрешенчество» и идеологически: как за единственную возможность примирить демократические требования Антанты и монархические настроения офицерского состава (хотя и среди военных имелись демократы: например, ген. Деникин был «левее, чем его армия»). Впрочем, «непредрешенчество» не могло предотвратить трений между военными и политиками[54]. Лишь постепенно, с каждым новым вождем, Белое движение «правело», но все же так и не освободилось полностью от опеки «февралистов». (Исключением было правительство и идеология ген. М.К. Дитерихса на Дальнем Востоке в 1922 г. – что следует рассмотреть отдельно).Гражданская же общественность (игравшая роль общественного мнения) была у белых еще «левее» и пестрее. Либералы-февралисты преобладали; было много социалистов, которые оказались на стороне белых лишь потому, что с ними не желали иметь дело красные. Эсеры, вскоре изгнанные из белых правительств, повели против них борьбу в тылу (сначала под лозунгом «Ни Ленин, ни Колчак», затем вместе с большевиками). В этих условиях вольготно чувствовали себя разного рода сепаратисты и автономисты, бывшие союзниками лишь в защите своих территорий. Отсутствие единой идеологии движения дезориентировало войска, разлагало белый тыл. Красные же скрепляли его за собой террором, обещаниями земли и справедливости.
При всем уважении к героизму белых воинов следует признать, что политика их правительств была в основном лишь реакцией Февраля на Октябрь – что и привело их к поражению так же, как незадолго до того уже потерпел поражение сам Февраль. Добровольческое Белое движение проявило большую жертвенность – понимая, «против чего» надо вести борьбу. Его героизм, как и тысячи народных восстаний, вошли в историю доказательством того, что утвердившийся режим был не «избран» народом, а навязан безжалостной силой. Однако его противники тогда еще не выносили понимания того, «за что» отдавали свои жизни, так же как и демобилизованные красные не ведали, что получится из коммунистических лозунгов о справедливости... Итог братоубийственной войны был запрограммирован – и на военно-политическом уровне (поскольку белые не могли противопоставить красным такие же террористические методы), и на уровне духовном: понимание причин и сути катастрофы – всей российской нации еще предстояло выстрадать в почти вековом мученичестве...
В «общественном» обозе Белых армий за границу ушел весь политический спектр дореволюционной России (кроме большевиков): с одной стороны – социалисты и кадеты, то есть движущие силы Февраля; с другой – их недавние противники: монархисты, вплоть до крайне правых, которые, препятствуя проведению реформ, внесли свою лепту в крушение России. Борьба между этими флангами продолжилась в зарубежье. Неудивительно, что в Париже многие профессиональные союзы разделились: возникло два адвокатских, два литературных, два академических...