Лицо полковника было так близко, что Андреев мог в деталях рассмотреть каждую морщинку на его лице. Несмотря на окружающий полумрак, зрачки холодных серых глаз Бондова сузились до предела. Ни один мускул не выдавал напряжения, но все-таки оно чувствовалось в скулах, сомкнутых губах и даже переносице этого человека. Улыбка медленно и бесповоротно поползла с лица Андреева, как подтаявшее сливочное масло с ножа. Он попытался отрицательно помотать головой, но получилось странное диагональное вращение.
– Я могу трактовать ваше молчание как ответ «нет»? Хорошо. И раз вы больше не считаете, что все мы собрались в кабинете директора Института космофизики и времени, чтобы вас разыграть, продолжим беседу. Ибо время (он постучал по часам на своем металлопластиковом запястье) не терпит и, возможно, под угрозой находится судьба всего человечества.
Полковник Бондов открыл дверь кабинета и в задумчивости остановился. «Провожатый» перевел взгляд с охраняемых на шефа. Директор, воспользовавшись отсутствием наблюдения, ткнул Андреева в бок и жалобно засипел:
– Андреев, послушайте, ситуация критическая. Понимаете? Критическая! Может все полететь к чертям. А ведь у меня скоро пенсия. Понимаете? Что же нам делать? Скажите? Это же не вы проникли в прошлое, да? Или вы? Если вы, то сознайтесь. Сознайтесь, и мы все пойдем домой. Ну, вы-то нет, конечно. Вы поедете с товарищами из ФСКБ к ним на работу. А я, я по-стариковски домой, отлеживаться, валерианку пить. Ну, Андреев? Сознайтесь, не губите мою старость.
Полковник прошел на середину кабинета и встал напротив сидящих.