Интересно, что внутри? Цианистый калий, сдобренный мышьяком и крысиной отравой? Надо проверить, что тут у нас. Да, именно у нас. Мы же типа в горе и в радости, в голоде и сытости теперь навсегда? Пока Ронни не решит, что пора уже разлучить нас.
Глядя прямо в глаза прищурившейся колючке, я открыл стремный розовый ланчбокс и понюхал.
Ва-а-а-у-у-у! Вот это аромат!
Желудок взревел, намекая, что хорош пока зрелищ, надо хлеба. И можно мяса.
Ау-у-уч!
Я снова потянул носом, кайфанув.
Еда!
Вкусная!
Ща я ее…
— Отдай! — бросилась на защиту своего голубоглазая жадина, чуть не кувыркнувшись через стул.
— Нет! — отпрыгнул я назад, оскаливаясь, как хищник над добычей.
— Это мое! — топнула ногой Кэтрин.
— Наше! — возразил я.
— Да с хрена ли!
— Потому что… потому что ты теперь типа моя жена и обязана кормить меня!
И потому что жрать хочу аж до мушек в глазах. А тут что-то одуряюще вкусно пахнущее — не какой-то там девчачьей хренью с листиками и веточками, а самым настоящим, мать его, мужицким мясом!
— Отдай, тебе говорят, — притопнула опять ногой злющая-злющая Кэтрин и протянула руку.
Но я уже откусил здоровый шмат обнаруженного громадного сэндвича. И пропал.
— М-м-м… — Так же и кончить недолго.
Дорогу к моему сердцу всегда верно указывал член. Ага. Если вставал, значит, дамочка выбрала правильную тропинку.
Но запах и вкус этого божественного сэндвича неожиданно даже для меня распахнули широченные ворота прямиком в душу. Оказывается, она у меня тоже есть, вместе с сердцем и членом. И сейчас эта самая душа требовала выяснить, где и у кого злюка Кэти украла это сокровище, чтобы в свою очередь украсть производителя этих самых сэндвичей, поработить его (или ее, но это маловероятно, ибо девчонки не умеют
— Нет, ну не гад ли ты! Поимел, подставил, еще и обожрал!
— Кто?
— Ты!
— Я спрашиваю, готовил кто?
— Хрен в пальто!
Р-р-р, ай! Больно же!
— Ты укусила меня!
— Я куфала фэндфиф!
— А укусила меня за руку! — Ответом мне было «поделом тебе» фырканье.
— Я!
— Что ты?
— Я готовила!
— Брешешь!
— Да пофел ты! — чавкая укушенным от МОЕГО сэндвича, прошамкала с набитым ртом змеюка. — Я про святое не брешу. А еда, которую я сама готовлю, — это святое.
Это она серьезно? Она сама это готовила? Может, и правда пересмотреть свое отношение к этому чертову фейковому браку? Если там будут ТАК кормить, то я готов побыть гребаным самцом песчанки… или как бишь его там.
— Без балды? Сама приготовила мясо? Такое вкусное! Эй, тут последний кусочек остался!
— Это мой сэндвич!
— Он выпал из твоей сумки в моей комнате! Значит, стал моим!
Да чтоб тебя! Она снова укусила меня за пальцы, чертова дьяволица!
Боль от ее укуса прострелила до самого паха. И едва успокоившийся жилец в ширинке снова запросился на горячую прогулку. Ведьма злодейская, а не змеюка.
Я впился в ее губы, блестящие от мясного сока, кусая и облизывая их, словно в попытке отобрать вожделенный кусочек божественной еды. Но куда там! Она проглотила, не жуя, и вернула мне такой же агрессивный поцелуй-укус, от которого в башке снова забахало, завзрывало и снесло ту, бедную, на хрен.
Рыча и хрипя, я принялся выколупывать Кэт из уродского серого пиджака, в котором она приперлась требовать свою гребаную рекламу. А эта волчица бешеная запустила свои острые когти мне в плечи, с удивительной силой разворачивая и толкая спиной в стену, не разрывая при этом поцелуя.
Твою мать, ну как же эта зажигалка адская целуется! Будто она сама пламя, и в каждом выдохе и толчке дерзкого языка вливает его в меня. Резко отстранившись, Кэтрин лишь мгновение медлила, уставившись мне в глаза своими полыхающими, прищуренными, словно целясь — откуда кусок посмачнее отхватить.
— Один раз! — рыкнула она, рванув мой ремень. — Не вздумай к этому привыкать!
Я стремительно дернулся с места, отбирая у нее инициативу. Развернул к стене, захватывая жадной горстью ее волосы и вынуждая прогнуться в пояснице, прямо как в наш первый раз.
Помнишь, как это было, а? Я вот все, до мелочей.
Прошелся открытым ртом вдоль ее шеи, облизывая и кусая. Кэтрин взвилась на цыпочки, сдаваясь. Застонала, сильнее прогибаясь и притираясь ягодицами к моему дергающемуся, как под разрядами, члену.
— Кому ты врешь, кошка бешеная, а? — прохрипел, задирая ее юбку, наплевав на треск. Сука-су-у-у-ука, все-таки чулки. Сдохну ведь! — Одним разом кто наестся? Ты? Хрен!
И, зажав ладонью ей рот, рванул ее трусы. И похер мне, какие они были. Потом посмотрю.
Глава 11
— Я на это посмотрю, слышишь? — прорычал Ронан в мою шею, проскользнув пальцами под резинку чулка, впиваясь в кожу наверняка до белых следов, грозящих потом стать синяками-метками его обладания. — И ты мне позволишь.
— Ты… а-а-ах!
Настойчивые пальцы погрузились в меня, проверяя готовность и вышибая все возможные варианты едких ответов. Позволю, еще как позволю.