Мистер Кольт

— Что так вдруг? Я забыл уже когда в ринге стоял.

Мурик только хихикнул:

— Главное, чтоб не лежал. Так вспоминай, время есть, две недели.

— Кто поставил?

— Вопрос не ко мне, я только передать.

— У Студебеккера могу подтверждение получить?

— А что Студебеккер? Он кто на зоне?

— Мурик, ты так сказал или пошутил?

— Конечно, можешь. Я только к слову.

— Тогда бывай и будь здоров!

Мурик опять хитро усмехнулся:

— Так ведь не все это.

— Так не тяни за хвост. Что еще?

— Ничего особенного. Замочить его надо.

— Мурик, опять шутишь?

— Говорю тебе, замочить!

— Кто сказал?

— Передать велели.

Кова расстроился еще больше. Бывало на зоне такое — не часто, но случалось, могли приговорить за проступки, косяки, но это если очень серьезные, да и делалось все по-тихому, ни следов, ни свидетелей и под самогубство, как правило. А тут на глазах у всех, в поединке, как-то не верилось.

— Ты ничего не перепутал?

— Кова, я тебе больше скажу, чтоб совсем уж поверилось, зрелище должно быть в ринге, понял, не просто умереть он должен.

— Это за что же его так?

— Не знаю. Оттуда пришло, — Мурик кивнул в сторону забора. — Говорят, дел он там наворотил неправильных очень много.

— Почему прилюдно? Да еще и я?

Мурик только развел руками.

Студебеккер тоже и руками развел и плечами пожал. Значит, Мурик не врал, значит, предстояло ему готовиться.

Поединки обычно проводились в цеху изготовления нестандартных железобетонных перекрытий. Последние две недели Кова готовился к бою, отнесся к этому серьезно и хоть как-то, но подтянул свою физическую форму. Две недели маловато было, но все же хоть что-то, потому что расслабился за последние годы. А ведь был период, и железо тягал он здесь, на зоне, и в рукопашной разминки проводил, физическая сила, выносливость и мышечная масса всегда в почете были на зоне и впереди многого ставилась, но потом постепенно снизил темп, разленился, а когда со Студебеккером союз заключил, так и вовсе неприкасаемым себя почувствовал. А зря, получалось, что не так, расслабляться не время было. Поэтому волновался, переживал, ведь неизвестно, каков из себя Боксер был в ринге, как поединок пойдет, и потом — не просто ведь победить требовалось, зрелище им подавай.

Но, как оказалось, волновался зря. Не боксером Боксер оказался, так, кликуха одна. Кова почувствовал это сразу, на первых же минутах боя. Стойка не боксерская, удары дворовые, реакция никакая, и кто сказал, что он боксер. Да, некоторые удары отработаны были, попадать под них не стоило, но это было решаемо. Дальше просто пошла игра. Несколько раз отправил он Боксера на песочек полежать, для зрелищности, пару раз сам подставился и тоже прилег ненадолго, быстро поднимался и в стойку. Бить старался сильно, но не по ответственным местам, выглядело со стороны это жестоко, но впечатляюще, после чего звучало как правило общее одобряющее «ух». Боксер терпел, боль переносил достойно, отвечал, но, скорее всего, уже понял, что победы ему не видать. Другое дело, знал ли он, что приговорили его? Здесь умели хранить тайну заговора. Даже если что-то и дошло до него, краем уха услышал, то вряд ли подозревал, что случиться могло это во время поединка, обычно это делалось проще — или нож в спину, или удавка сзади на шею.

После шестого раунда Кова решил заканчивать этот спектакль. По правилам количество раундов не лимитировалось. Обычно если один из бойцов чувствовал себя слабее соперника, пропускал подходящий удар, падал и уже больше не поднимался, но до этого момента зрелище должно было быть реальным, если толпа уходила недовольной, если явно видели подвох и то, что один из бойцов поддался, могли и наказать, причем обоих. Так что биться приходилось в любом случае.

Несколько отвлекающих ударов провел в голову, затем сильным и точным с левой достал по печени, Боксер охнул и наклонился вперед, тогда Кова провел апперкот правой снизу в челюсть, Боксер качнулся и до того, как рухнуть на землю, получил еще несколько ударов по затылку. Кова перевернул бессознательное тело лицом вниз, обхватил правой рукой шею и зажал в смертельном замке, прижал к себе что есть силы. Боксер очнулся, задергал руками и ногами, пытаясь освободиться, но безуспешно. В голове и глазах его постепенно мутнело, силы покидали, и тело слабело. Кова подержал шею противника еще некоторое время и, убедившись, что Боксер мертв, отпустил и ушел с ринга.

Обычно зрители в этот момент ликовали, восторженно орали, кто показывал большим пальцем вниз, кто вверх, танцевали, а кто пел всякую чушь, сейчас толпа ошеломленно молчала. Значит, о приговоре знали только несколько человек. Не думая о том, чем все это закончится, что будет с ним, ведь это было элементарным убийством на глазах у многочисленных свидетелей, Кова помылся из шланги холодной водой, переоделся и ушел к себе, что будет, то и будет, он должен был так сделать.

Рым сидел за столом в окружении трех своих вассалов, рядом с ним на койке Студебеккер, пили водку, закусывали колбасой, селедкой и магазинной квашеной капустой. Рым налил в свободный стакан и указал пальцем на табуретку: