Мистер Кон исследует "русский дух"

Там, где "теории национализма" не хватает опоры на факты, Кон призывает на помощь авторитет. В предисловии к "Духу современной России" мы читаем: "Гизо, живший в эпоху от Французской революции конца XVIII в. до середины XIX в., был более удачлив как историк и моралист, чем как государственный деятель и политик. С глубоким проникновением в национальную историю он писал: "Когда за плечами народов долгая и славная жизнь, они не в силах порвать со своим прошлым, что бы они ни предпринимали для этого. Они подвержены его воздействию даже в тот момент, когда трудятся над его разрушением. В ходе своих наиболее блистательных преобразований они остаются в основе своего характера и судьбы такими же, какими их когда-то сформировала история. Какой бы смелой и могучей ни была революция, она не может уничтожить национальные традиции прошлого. Поэтому не только ради удовлетворения духовной жажды, но и для правильного поведения нации в ее делах, так важно хорошо знать и понимать эти традиции""[25]

.

Независимо от тех субъективных моментов, которыми руководствовался Гизо, формулируя credo своей методологии (к 1857 г., когда им написаны эти слова, он давно скатился в лагерь реакции и искал в традициях прошлого опоры для борьбы с революционной демократией в настоящем), его рассуждение имело определенные основания. Самые радикальные буржуазные революции, несмотря на все благие намерения их участников, действительно не смогли порвать со многими пороками старого строя: эксплуатацией человека человеком прежде всего. Но это постоянство традиций феодального и буржуазного общества было обусловлено только и исключительно одним обстоятельством: переходом господства в руки нового — эксплуататорского же класса. Гизо недаром зовут историком реставрации. Франция вернулась в XIX в. ко многим старым порядкам (а Гизо стал министром реакционного правительства) только потому, что в ходе развития революции были либо уничтожены, либо отстранены от политического руководства (а тем самым от главенства в национальной традиции страны) демократические элементы, только потому, что борьба двух наций во французской нации закончилась временной победой реакционной крупной буржуазии, с которой историк и политик Франсуа Гизо связал свою судьбу.

Несомненно, отражая в своей формуле этот объективный момент истории, Гизо совершил одну из самых распространенных ошибок: особые черты перехода от одной эксплуататорской формации к другой (более того, особые переходные черты Франции эпохи реставрации) он возвел в степень всеобщего закона истории.

Но были разные революции и разные традиции. Буржуазные революции, действительно, не отменили, а приумножили традицию эксплуатации и угнетения. Но совершенно иное дело — революции социалистические, которые бесповоротно рвут с подобными "национальными традициями", освобождая, закрепляя и развивая традиции совсем иные — традиции борьбы против всякой эксплуатации, против всякого угнетения. И если о буржуазных революциях Маркс говорил: "традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых", то к социалистическим революциям относятся другие его слова. Эти революции, говорил Маркс, могут "черпать свою поэзию только из будущего, а не из прошлого"[26]

. И когда Кон, цепляясь за ошибку Гизо, ссылается на его слова, он попросту меряет социалистические революции на аршин буржуазных. Слова Гизо, верные только в отношении национальных традиций буржуазного общества, Кон пытается чисто софистически перенести на социализм.

Правда, в обыденном смысле говорят о сложившихся и устойчивых, почти "прирожденных", национальных чертах характера того или другого народа (их неправомерно смешивает с политическими традициями формула Гизо): систематичности и аккуратности немцев, деловитости американцев, широте русской души, сдержанности англичан и т. п. В таких определениях много правильного, хотя, разумеется, невозможно полностью раскрыть национальный характер с помощью двух-трех определений. Но и в этих национальных чертах нет ничего мистического. Их происхождение целиком объясняется реальными историческими условиями жизни наций. Кроме того, эти черты проявляются по-разному у представителей разных классов одной и той же нации. Эти черты, наконец, не остаются постоянными, они меняются.