Мы остановились у серебристого спортивного Бентли Континенталя Брина и вышли из машины. Стоттлмайер остановился и положил руку на гладкий капот Бентли.
— Он еще теплый, — заключил он, лаская автомобиль, будто это бедро женщины. — Как бы я смотрелся в ней, Монк?
— Как человек, сидящий в машине, — равнодушно ответил Монк.
— Это не просто машина, Монк. Это Бентли.
— По мне — просто машина, — пожал плечами Монк. — Чем она особенна?
Монк был хладнокровно серьезен.
— Не важно, — махнул рукой Стоттлмайер и направился к входной двери. Облокотившись о нее, он провел своим значком перед крошечной камерой безопасности над дверью, хотя Брин и так знал, что это мы, с момента нашего въезда в ворота.
Через минуту или две Лукас Брин открыл дверь. Его глаза были красными, из носа текло, поверх спортивного костюма накинут халат. Он выглядел несчастным.
— Какого черта вы делаете здесь? Я готовился отойти ко сну, — воскликнул Брин. — Вы разве не слышали о телефонах?
— Я не привык договариваться по телефону о встречах с убийцами, — заявил Стоттлмайер.
— Капитан, я ужасно простужен, моя жена в отъезде, я хочу лечь спать! — разозлился Брин. — Мы поговорим с Вами позже.
Он начал закрывать дверь, но Стоттлмайер толкнул ее и втиснулся внутрь.
— Нет, мы сделаем это сейчас.
— Вы пожалеете об этом, — пригрозил Брин, заложенный нос и водянистые глаза сделали его похожим на капризного ребенка.
— Прекрасно, — произнес капитан. — Без сожаления мне будет не о чем подумать, и не будет повода напиться.
Мы последовали за капитаном и Брином в двухэтажную ротонду, увенчанную куполом из цветного стекла. Монк закрывал нос, и хоть держался далеко от Брина, тоже начал всхлипывать.
Ротонда возвышалась над гостиной с французскими дверьми и огромными окнами, обрамляющими шикарный вид на горизонт Сан-Франциско и мерцающие в тумане огни. С левой стороны, рядом с парадной лестницей, виднелся уставленный книгами кабинет, где огонь полыхал в огромном каменном камине.
— А я уж поверил, что Вы перестали преследовать меня, — сказал Брин, вытирая нос платком.
— Я иду туда, куда меня ведут доказательства, — ответил Стоттлмайер.
— Очень скоро Вам придется пойти на собеседование, — произнес Брин. — Что такого важного, из-за чего стоит выбрасывать полицейский значок?
— Бездомный человек был убит сегодня вечером.
— Это позор! Что вы от меня-то ожидаете?
— Признания, — ответил Монк.
— Скажите, мистер Монк, Вы собираетесь обвинять меня во всех убийствах в Сан-Франциско?
— Он был одет в Ваш плащ, — Монк чихнул и протянул ко мне руку за салфеткой. Я дала ему несколько.
— Я уже говорил, моя жена отдает много моей старой одежды в Гудвилл, — Брин зашел в кабинет и уселся в кожаное кресло перед камином. Бокал коньяка стоял на кофейном столике. Не нужно быть детективом, чтобы понять, что он сидел там перед нашим приходом.
— Ну и дела, похоже, все, кого мы встречали в последние дни, носят вашу одежду из Гудвилла! — воскликнул Стоттлмайер.
— Несколько счастливчиков, — отмахнулся Брин.
— Этот бездомный не показался мне очень счастливым, — опровергла я. — Кто-то раздолбал ему лицо кирпичом.
— Плащ, о котором мы говорим, не был сдан в Гудвилл, — Монк высморкался, затем бросил салфетку в огонь. — Это пошитая по индивидуальному заказу модель, в которой Вы пришли на сбор средств «Спасем залив», но вернулись оттуда уже без нее.
Монк присел перед камином, засмотревшись, как горит его салфетка.
— Он был на Вас и когда Вы задушили Эстер Стоваль и подожгли ее дом, — подхватил Стоттлмайер. — Тот, который Вы забыли. Тот, ради которого Вы изображали пожарного. Тот, который Вы позднее выбросили в мусорный контейнер за отелем Эксельсиор, где его и нашел человек, убитый Вами впоследствии.
— Вы бредите! — крикнул Брин и жестом указал на Монка, по-прежнему смотрящего на огонь. — Вы даже безумнее, чем он!
— Вы сожгли его тут, — заявил Монк.
— Что сжег? — спросил Брин.
— Плащ, — Монк указал внутрь камина. — Я вижу одну из пуговиц.
Мы со Стоттлмайером присели рядом и посмотрели в камин. Латунная пуговица с инициалами ЛБ лежала на раскаленных углях.
Капитан встал и посмотрел на Брина:
— Часто Вы используете свою одежду в качестве растопки?
— Разумеется, нет, — Брин отхлебнул коньяка, затем провел бокалом перед огнем, рассматривая янтарную жидкость на свет. — Вероятно, пуговица оторвалась от рукава моего пиджака, когда я подкладывал дрова в камин.
— Я хотел бы увидеть этот пиджак, — сказал Стоттлмайер.
— А я хотел бы увидеть ордер на обыск, — парировал Брин.
Стоттлмайер явно сердился. У Брина было огромное преимущество, и он понимал это. Брин самодовольно улыбнулся. Мне показалось, что даже его чищеные нитью зубы излучают самодовольство.
— Неприятно, когда нам что-то не достается, хотя мне достается все, что я захочу, — Брин приподнял бокал в направлении к Стоттлмайеру. — Вы же производите впечатление человека, которому редко что перепадает. Я даже не могу представить, на что это похоже.