MISTERIUM CONIUNCTIONIS

88 Таким образом, Мальвазий, да и другие, более интересные, комментаторы, остаются в магическом кругу алхимических мифологем. Это и не удивительно, поскольку герметическая философия, в той форме, в какой она тогда воспринималась, была единственным инструментом разума, с помощью которого он мог заполнить черные прорехи в цепочке понимания. Бол опекая Загадка и комментарии к ней, по сути, являются прекрасной парадигмой стандартных алхимических методов. Она производила тот же самый эффект, что и непостижимость химических процессов: философ смотрел на парадоксы надписи Aelia так же, как он смотрел на реторту, пока архетипические структуры бессознательного не начали рассеивать тьму²³⁴< И сама эта надпись, если только мы полностью не предаемся иллюзиям, представляется нам фантазией, выросшей из той же самой парадоксальной massaconfusa коллективного бессознательного. Противоречивость бессознательного разрешается архетипом брачного coniunctio, посредством которого хаос упорядочивается. Любая попытка определить природу бессознательного состояния сталкивается с теми же самыми трудностями, что и ядерная физика: сам факт наблюдения изменяет наблюдаемый объект. Соответственно, в настоящий момент никак не представляется возможным объективно определить истинную природу бессознательного.

Затруднения, связанные с изобилием (фр.) — Прим. ред.

89 Если мы, в отличие от Мальвазия, не уверены в подлинности надписи Aelia, мы должны поискать в средневековой литературе возможные ее источники или, по крайней мере, аналогии. Там имеется мотив тройного предсказания или тройной причины смерти, который может навести нас на верный след²³⁵

. Этот мотив встречается в "VitaMerlini", старинном французском романе "Мерлин", а также в его более поздних имитациях в испанской и английской литературе пятнадцатого века. Но мне кажется, что наибольшее значение имеет так называемая "Эпиграмма Гермафродита", приписываемая Мэтью де Вендому (ок. 1150):

Говорили, что когда моя беременная мать носила меня в своей утробе,

она спросила у богов, кто у нее родится.

Мальчик, ответил Феб, девочка, ответил Марс, ни то, и ни другое,

сказала Юнона.

И когда я родился, я был гермафродитом.

Когда я спросил, какой ждет меня конец, богини ответили:

От меча; Марс: На кресте; Феб: В воде. Все были правы.

Дерево наклонилось над водой, я взобрался на него;

меч, который был при мне, выскользнул и я пал вместе с ним.

Моя нога застряла в ветвях, моя голова погрузилась в ручей;

И я — мужчина, женщина, и ни то, ни другое — пострадал от воды,

оружия и креста²³⁶

.

90 Еще одна аналогия, упомянутая Майером и датирующаяся поздней античностью. Это одна из "Платоновых Загадок", которая гласит: "Мужчина, но не мужчина, видящий и не видящий, ударяет, но не ударяет, камнем, который и не камень, птицу, которая и не птица, сидящую, но не сидящую, на дереве, которое и не дерево"²³⁷. Ответ: одноглазый евнух задевает кусочком пемзы летучую мышь, свисающую с куста²³⁸. Разумеется, это была слишком явная шутка, чтобы алхимики могли подвергнуть ее какому-либо анализу. Насколько мне известно, и "Эпиграмма Гермафродита" тоже не заинтересовала алхимиков, хотя она могла быть более подходящим объектом для экзегезы. Скорее всего, что такого же рода шутка лежит в основе надписи Aelia. Серьезность, с которой алхимики надпись восприняли, оправдывается не только тем, что в каждой шутке есть доля истины, но также и тем, что парадокс является естественной средой для выражения транссознательных фактов. Индуистская философия, которая тоже стремилась сформулировать трансцендентальные концепции, зачастую очень близко подходила к обожаемым алхимиками парадоксам, доказательством чего может послужить следующий пример: "Я не человек, не бог, не гоблин, не Брамин, не воин, не купец, не шудра, не ученик Брамина, не домовладелец, не лесной отшельник, не нищенствующий пилигрим: Пробуждающий Себя -т вот мое имя"²³⁹.

91 Еще один требующий серьезного внимания источник упоминается Ричардом Уайтом Бэсингстокским²⁴⁰. Он утверждает, что AeliaLaelia

— это "трансформированная Ниоба, и подкрепляет свое толкование эпиграммой, приписываемой Агатию Схоластику, византийскому историку²⁴¹:

В этой гробнице нет тела.

²⁴²

Вокруг этого тела не возведена гробница.

Но оно само является и телом, и гробницей/

Уайт, убежденный в подлинности памятника, полагает, что Ага-тий написал свою эпиграмму в подражение ему, хотя, на самом деле, эпиграмма должна была появиться раньше, или, по крайней мере, происходить из того же самого источника, к которому обратился и автор Aelia.