Читаем Мистические истории. Призрак и костоправ полностью

– Будто клочок бумаги, честное слово. Хотя в воздухе не чувствовалось ни ветерка.

– Странновато как-то, ты не находишь? – небрежно заметил Харланд. – А теперь давайте-ка приступим к делу, я буду маркером[108].

Нэр-Джонсу удалось показать настоящий класс, и Сэйвелсан всецело отдался заманчивой цели с ним поквитаться.

Внезапно он вместо очередного удара замер с кием в руке:

– Слышите?

Все трое напрягли слух. Откуда-то доносился тоненький, прерывистый плач.

– Это котенок, его где-то заперли, – предположил Харланд, натирая кий мелом.

– Нет, это малыш, причем до смерти перепуганный, – возразил Сэйвелсан. – Давай-ка, Харланд, иди подоткни ему одеяло в постельке, – добавил он со смешком.

Харланд распахнул дверь. Теперь сомнений не оставалось: ребенок, доведенный до отчаяния болью и страхом, захлебывался в плаче.

– Где-то наверху, – сказал Харланд. – Пойду взгляну.

Нэр-Джонс, захватив фонарь, последовал за ним.

– А я подожду здесь. – Сэйвелсан устроился у огня.

В холле оба разведчика остановились и еще раз вслушались. Определить, откуда доносился плач, было не так просто – по-видимому, с верхней лестничной площадки.

– Бедняжка! – Харланд начал взбираться по лестнице. Двери всех спален, выходящие на верхнюю квадратную площадку, были заперты; ключи хранились вне дома. Однако плач слышался из бокового прохода, который упирался в одну-единственную комнату.

– Ребенок там, а дверь на замке, – проговорил Нэр-Джонс. – Давай его окликнем, – может быть, отзовется?

Но Харланд, как человек действия, всем своим весом навалился на дверь – та распахнулась, замок с грохотом отлетел в угол. Стоило обоим ступить за порог, как плач мгновенно прекратился.

Харланд остановился посередине комнаты. Нэр-Джонс поднял фонарь выше, чтобы оглядеться по сторонам.

– Что за черт! – выдохнул Харланд.

Комната была совершенно пуста.

Голые стены, два окна с низкими подоконниками, дверь, через которую они вошли, – не было даже шкафа.

– Эта комната находится как раз над бильярдной? – нарушил наконец молчание Нэр-Джонс.

– Да. И только ее я еще не успел обставить. Думал, что…

Речь Харланда прервал взрыв глумливого хохота, эхом прокатившегося по пустому пространству.

Оба мгновенно обернулись и успели захватить взглядом длинную тощую фигуру в черном, которая давилась от смеха в дверном проеме, однако тотчас же скрылась. Хозяин дома и гость ринулись в коридор и дальше – на лестничную площадку. Никого нигде не было видно. Двери были по-прежнему заперты, в холле и на лестнице – ни души.

Старательно обыскав все дальние уголки дома, оба вернулись в бильярдную к Сэйвелсану.

– Над чем это вы так веселились? Что-то забавное? – немедля атаковал их расспросами Сэйвелсан.

– Забавного ничего. И веселиться было не над чем, – отрезал Нэр-Джонс.

– Но я же собственными ушами слышал, – настаивал Сэйвелсан. – И где ребенок?

– Хочешь – иди сам и поищи, – мрачно отозвался Харланд. – Смех мы тоже слышали и видели – если нам не показалось – человека в черном.

– Похож на священника в сутане, – вставил Нэр-Джонс.

– Да, смахивает на священника, – согласился Харланд, – но едва мы оглянулись, как он исчез.

Сэйвелсан вновь уселся на место и поочередно вгляделся в приятелей.

– В доме, надо полагать, водятся привидения, – рассудил он. – Однако научно доказанных призраков, помимо зафиксированных в анналах Общества психических исследований[109], не существует. На твоем месте, Харланд, я бы туда обратился. В этих старинных домах чего только не обнаружишь.

– Дом не очень-то старинный, – возразил Харланд. – Построен примерно в начале сороковых. Но человека я точно видел – и, знаешь, Сэйвелсан, я во что бы то ни стало разузнаю, кто он или что. Попомни мои слова! Английское законодательство спуску привидениям не дает – и я не дам.

– Но попотеть тебе придется, это уж точно, – ухмыльнулся Сэйвелсан. – С призраком, который разом и плачет и хохочет, да еще подкидывает к дверям потертых божков, шутить не стоит. Но час еще не поздний – чуть больше половины двенадцатого. Голосую за стаканчик джина: пустим его по кругу, а потом я окончательно расправлюсь с Джонсом.

Харланд, впавший в угрюмую рассеянность и молча наблюдавший за приятелями с кушетки, вдруг заявил:

– Что-то холодом чертовски потянуло.

– Вонью, ты хочешь сказать? – раздраженно поправил его Сэйвелсан, обойдя бильярдный стол. Он набрал сорок очков, и отрываться от игры ему не хотелось. – Из окна сквозит.

– До сегодняшнего вечера я ничего такого не замечал. – Чтобы убедиться, Харланд раздвинул ставни.

В комнату ворвался ночной воздух и с ним запах гнили, словно от заброшенного на годы колодца: запах слизи и нездоровой сырости. Нижняя часть окна была широко распахнута, и Харланд с шумом ее захлопнул.

– Мерзость какая! – Он сердито засопел. – Эдак мы, чего доброго, тиф подцепим.

– Это всего-навсего от палой листвы, – вставил Нэр-Джонс. – Под окном за двадцать зим скопились целые груды сгнивших листьев. Я обратил на них внимание еще во вторник.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги