Митральезы для Белого генерала

— И чьей же? — не предвещавшим ничего доброго тоном поинтересовалась мадемуазель Штиглиц, явно давая понять, что коли речь о самом Будищеве, то уж она и пальцем о палец не ударит для его спасения.

— Вот, — просто ответил прапорщик и достал из-за пазухи спасенного им щенка.

Бедняга тут же проснулся и заскулил, протестуя против того, что его вытащили из тепла.

— Что это, — едва не взвизгнула Катя, — крыса?

— Сами вы… — едва не сорвался на грубость Дмитрий, но тут же спохватился и самым любезным тоном поведал историю найденыша: — Это щенок алабая — местной породы собак. У него погибли мать и все братья, и теперь он остался совсем один. Видит бог, я взял бы его себе, но он очень слаб, и я не смогу о нем позаботиться.

— И что же вы хотите? — пролепетала Люсия, никак не ожидавшая такого поворота событий.

— Вы добрая и нежная! — убежденно заявил ей Будищев. — И если кто-то и может спасти это невинное существо от неминуемой гибели, то только вы!

— Я?!

— Конечно!

— Но я даже не знаю, что с ним делать!

— То же, что и с прочими страждущими. Заботиться. Ухаживать. Кормить. И если получится, любить.

— Боже, какой он маленький и слабый, — воскликнула растроганная Люсия, взяв маленькое существо на руки.

— И наверняка блохастый, — не преминула заметить Катя.

— А еще голодный, — добавил Дмитрий. — У вас есть молоко?

— Есть, правда, совсем чуть-чуть.

— Ему много не надо, — мягко улыбнулся Дмитрий. — А завтра я обязуюсь с лихвой возместить все ваши потери.

— Интересно, где вы его возьмете? — не смогла удержаться от возражения мадам подполковница.

— Для такого дела я всех верблюдиц в отряде выдою, — ухмыльнулся прапорщик, после чего подмигнул и добавил вполголоса: — А если понадобится, то и верблюдов!

После первой кровопролитной стычки под стенами Геок-Тепе между противоборствующими сторонами наступило затишье. Текинцы подсчитывали потери и хоронили убитых, а русские ждали подхода основных сил, и потому активных действий не предпринимала ни одна сторона. Лишь изредка вспыхивающие перестрелки между аванпостами напоминали, что война продолжается. Однако долго так продолжаться не могло, и на четвертый день, когда все части Закаспийского отряда достигли лагеря и соединились, Скобелев предпринял очередную рекогносцировку.

В пять часов утра из Егин-Батыр-Калы выступили два батальона пехоты, рота саперов, команда охотников, три сотни казаков и две артиллерийские батареи: четвертая «легкая» подполковника Мамацева и третья «подвижная» штабс-капитана Михайлова. Подвижные батареи появились в отряде перед самым походом и заслуживают отдельного небольшого описания. Вооружены они были устаревшими пушками, снятыми с вооружения, и предназначались для непосредственной поддержки войск. Офицеров и фейерверкеров собирали, что называется, «с бору по сосенке» где только можно, от запасных бригад до крепостной артиллерии. Рядовые канониры были под стать им, зарядные ящики и прочее изготовляли на месте. В результате получилось серьезно усилить артиллерийскую составляющую отряда, как это было принято говорить, «без особого убытка для казны». Ну а то, что орудия были старыми, так у текинцев не было и таких.

Будищев с митральезами на сей раз оказался в резерве и теперь мирно сидел в своей пролетке, морщась от звуков марша. Генерал Скобелев был верен себе и выступил в поход под звуки оркестра. Трубачи первое время играли вполне сносно, выдувая из своих медных инструментов одну мелодию за другой, но вскоре устали, и бодрый полковой марш стал больше походить на непонятную какофонию.

— Когда же вы, блин, замолкнете? — беззлобно ругнулся он в сторону музыкантов.

— А чего? — удивился неразлучный со своим хозяином Шматов. — Красиво ж играют…

— Очень, — буркнул в ответ прапорщик и отвернулся, чтобы не поддерживать разговор.

— Ага, — продолжал как ни в чем не бывало денщик. — Я страсть люблю музыку. Чтобы, значит, барабаны и трубы, и…

— И бабалайки с гармошками, — сердито перебил его Дмитрий, поняв, что Федька не уймется. — Ты молока в санчасть отнес?

— Куды?

— На кудыкину гору, блин!

— Госпоже Штиглицевой? — сообразил парень. — А как же, все чин по чину, в лучшем виде. Они еще велели поблагодарить, а госпожа Сутолмина, то есть Мамацева, изволили сказать, мол, ходят тут всякие, я то есть, а потом…

Что было потом, Шматов рассказать не успел, поскольку на горизонте то и дело стали появляться текинские всадники. Видимо, в Геок-Тепе заметили выход русской колонны из лагеря и послали разведчиков выяснить, какого рожна надобно гяурам с утра пораньше.

— Гляньте-ка, вашбродие, сколь басурман, — указал на вражеские разъезды сидящий на козлах Егорыч.

— Да и хрен бы с ними, — зевнул не выспавшийся Будищев.

— А ну как соберутся большой толпой да налетят? — опасливо поежился мгновенно сменивший тему Федька.

— Нет, не станут они собираться, — не согласился с ним ездовой. — Научены уже пушкарями. Будут опаску иметь, иначе их враз накроют этой, как ее, шрапнелей!

— Одни стратеги кругом, — страдальчески поморщился Дмитрий. — Даже послать некого.

— Что? — переспросил не расслышавший его Шматов.