Миттельшпиль

Август — месяц летний, но это нисколько не мешает погоде вести себя по-осеннему. И потому в ночь, которая решила судьбы мира небо хмурилось, как настоящей осенью. Мрак, упавший на море, надежно скрывал идущие по морю корабли от посторонних наблюдателей, но и затруднял совместное движение. Они шли, прижимаясь друг к другу, чтобы не потеряться в темноте. Но ночная темень и рискованное маневрирование почти вплотную оказались роковыми для эсминца «Маори», а также крейсеров «Энтрим» и «Европа». Эсминец попал под таран броненосца «Британия» и пропал без вести, потому что приказом командующего Хоумфлитом было строго настрого запрещено использование любых видов связи до получения сигнала от флагмана. Так что о том, что это был именно «Маори», узнали непонятно как попавшему на палубу броненосца куску полотняного чехла со шлюпки эсминца. Два же крейсера, броненосный и бронепалубный, столкнулись и, получив сильные повреждения, вынуждены были возвращаться домой… Однако остальные корабли упорно двигались к цели.

Стоящий на мостике «Дредноута» адмирал Уильям Мэй напряженно вглядывался в ночную тьму, напряженно ожидая, что ее внезапно разорвет луч прожектора дозорного корабля или, что еще хуже, пламенеющие факелы выстрелов.

«Пока всё идёт нормально, — думал адмирал. — Никто нам не встретился, а потери из-за столкновений намного ниже ожидаемых. Немцы, кажется, даже не подозревают о том, куда мы направляемся. Но это только начало: всё зависит теперь от слаженности наших действий. Если сигнал опоздает…».

— Что…? — спросил он, поворачиваясь командиру линкора, кэптэну Бартоломео.

— Сообщение из радиорубки, сэр, — негромко, словно боясь, что его услышат доложил Чарльз. — Сигнал РКК, повторенный два раза.

— Отрепетовать сигнал. Корабль к бою приготовить. Передать на остальные корабли семафором — Империя надеется, что каждый выполнит свой долг, — адмирал не удержался от цитирования своего знаменитого предшественника.

Если быть совершенно точным, то до времени, указанного в ультиматуме, врученном сегодня министру иностранных дел Германской империи фон Чиршки английским послом Ласкеллем, оставалось еще как минимум полтора часа. Но в Адмиралтействе кому-то (и можно даже смело догадаться кому) надоело ждать, пока дипломаты закончат увязывать свои словесные кружева. И в ночь, разрывая эфир точками и тире морзянки, ушел дважды повторенный роковой сигнал.

Эскадра поспешно перестраивалась в боевой порядок — линия дредноутов, которые должны были прикрывать атаку, идущие в кильватер четверка броненосцев, чьей почти самоубийственной задачей было отвлечение на себя огня батарей береговой обороны. Ответ германской береговой артиллерии ожидался устрашающий — главную базу флота охраняло не менее тридцати пяти батарей со сто двадцатью орудиями разных калибров, из которых самыми мощными были двенадцатидюймовые пушки. Но в тридцать пять калибров длиной, что в принципе позволяло броненосцам с более дальнобойными двенадцатидюймовками со стволами в сорок пять калибров обстреливать береговые батареи вне досягаемости их орудий. Однако по плану, такая дуэль должна была состояться только в случае крайней необходимости. Вопреки обыкновенной практике английского флота, в этой операции основной удар наносили миноносцы. Которые, получив сигнал, уже устремились вперед. Тем более, что, к удивлению англичан, все огни, в море и на берегу, горели в режиме мирного времени…

— Эсминцы пошли, сэр, — доложил очевидную истину адмиралу флаг-офицер, кэптэн Хет.

— Cry «Havoc» and let slip the dogs of war[6], — не удержался от произнесения слов, которые должны будут войти в историю, адмирал.

— Шекспир, «Юлий Цезарь», если не ошибаюсь, сэр, — заметил Бартоломео.

— Любите его пьесы, Чарльз? — спросил адмирал. Ожидать результата атаки было проще, беседуя о чем-нибудь отвлеченном.

— Да, сэр. Особенно «ГенрихаVI», — ответил командир «Дредноута» — Часть вторая вообще гениальна, по моему скромному мнению, сэр…

Пока офицеры и матросы линейных кораблей и дозорных крейсеров проводили время в напряженном ожидании, убивая его и собственное волнение разговорами на разные темы, двадцать три эскадренных миноносца набирая скорость, устремились к бухте Яде. Все кораблики были покрашены темной матовой краской и имели нефтяное отопление котлов, чтобы не выдавать себя искрами недогоревшего угля, вылетающими из труб.

Не встретив никого они уже почти вошли в бухту, когда полоса везения внезапно закончилась. Эсминец «Гурка» буквально налетел на миноносец S.95. И хотя столкнулись они бортами, оба миноносца потеряли ход и начали дрейфовать в сторону моря. Германский экипаж опомнился первым и выстрелил из баковой пятидесяти миллиметровки. В ответ раздался выстрел сразу двух английских трехдюймовок.