Мю Цефея. Игры и Имена

— В девяносто первом дочь Антуана Теремкова и Анастасии Лариной погибла в аварии. Анастасия Ларина в результате полученных травм больше не могла иметь детей. Она так и не пришла в себя от перенесенного. Попала в психушку. Однако в девяносто девятом, после выписки, у нее уже была пятилетняя дочь Аделаида.

Колокольцев оторвал ладонь от Ладиных глаз ровно на минуту и показал ей милицейский отчет. Ей хватило, чтобы рассмотреть. ДТП, август девяносто первого. Там была ее мать. И Теремков. И фото детского тела в джемпере и юбочке. Сломанная копия тех, из альбома.

Тем временем Максу удалось поднять крышку. Он порылся в глубине сундука и достал пластиковый пакет, из которого стал по очереди вынимать какие-то вещи… детскую одежду. Сандалики, колготки, юбочку, маечку, бант… — в неверном свете Луны все они казались серыми — что потемней, что посветлей.

— Это первый комплект. Скажи, когда ты смотришь в зеркало, ты испытываешь раздражение… не от того ли, что где-то в самом дальнем уголке сознания тебя гложет безумный вопрос? Вопрос, который ты сама себе запретила задавать? Вопрос, артикуляция которого поставила бы под сомнение целостность твоего разума? И этот вопрос…

Макс разбирал содержимое второго пакета. Комплект оказался схож с первым в номенклатуре, размерах, фактуре, мелких деталях.

— Как тебя зовут? — Колокольцев обнажил белые ровные зубы. — Макс, третий правее, под грудой тряпья.

Как тебя зовут? — хором вопросила тысяча голосов.

Когда-то у нее было имя, как у всех. Когда-то у всех них были имена. А потом они обрели единственное имя. И стали исчезать по очереди из белой комнаты. Пока не осталась она одна. И знала, как правильно ответить на вопрос. Отцу, милиции, врачам, матери, взрослым, детям, самой себе.

Ты лишь прах, глина.

Бесформенный кусок земли, ты лишь безликое ничто, но, как только я завершу лепку, ты станешь шедевром.

— Профессор… Денис! Зачем это все вам? — забормотала она, прорываясь сквозь морок к яви.

— Знаешь, это было нелегко. Собирать вас. Улучшать вас. Просеивать и возвращать миру отсеявшихся. Ты еще не поняла? Она просила, умоляла! «Теремков, ты же гений». Не хотела мириться. И он поверил. А потом это стало мечтой. Словно вдалеке, у самого горизонта сияла звезда, показывала путь. Макс, возвращайся. — Макс закинул за спину мешок с одеждой и повернулся к выходу. — Как легко все шло… Открытие за открытием. Вычислительные фрагменты, перенос. Я другой человек. Не только внешне — по сути.

— Другой человек?

— Знаешь, я читал сегодня те записи, в библиотеке… Конечно, другой. В него верили, он верил. Жизнь внесла коррективы. Его схватили в саду института, в оранжерее… знали мало. Но пытались. Все эти наркотики. Электричество. Снова и снова. Год за годом. Многие сходят с ума. Придумывают себе новые миры. Новые личности. Вот и он придумал. Только в отличие от многих он понимал, что надо делать. Бросал этим крохи, и они ставили на нем… мне мои же опыты! Так мне удалось получить силу и покинуть свою клетку.

Максим шел мимо зарешеченных камер. Теперь они не были пусты. В каждой из них Лада видела себя… маленькую девочку с белым бантиком в синеньком джемпере и юбочке.

— Но за все нужно платить, — проговорила Лада чужую, подслушанную мысль.

— Точно. Я запрятал Теремкова, забыл, кем я был на самом деле. Для меня не существовало ничего, кроме текущего момента. Много лет все, что я мог, — двигаться. Менять внешность. Заново учиться жить, работать. Наконец, когда мой бег окончился и во мне не осталось ничего от меня прежнего, появилась ты. И что-то внутри стало просыпаться! Вспышками, неконтролируемо… но достаточно, чтобы вспомнить.

Колокольцев — или Теремков? — отнял руку от ее лица, и она снова могла видеть своими глазами. На дисплее 386-го сияла надпись: «Анализ успешно завершен».

— Макс, выкладывай сюда.

Пока Колокольцев, насвистывая БГ, просматривал отчет, зомби Макс аккуратно разложил на дальнем столике детскую одежду.

— Как я и думал, все еще заготовка. Проблема в скорости обмена: биохимия — штука медленная, ты не способна держать постоянную связь. Я… Теремков пробовал вас улучшать, учить нейроны, ты подошла ближе всех! Что-то мы не видим, не понимаем. А нужно двигаться! Птицам как-то удалось… хотя бы на своем, локальном уровне.

Нет. Лада знала: он был не прав. По крайней мере, не целиком прав.

Пусть мимолетно. На какие-то минуты. Но это уже случалось.

В третий раз все вокруг пришло в движение. В голову Лады впивались иглы, зомби Макс расстилал джемперы и юбочки на ее теле, и они жгли Ладину кожу, трещала электрофорная установка, кряхтел старенький термоциклер, Колокольцев менторским тоном объяснял происходящее. Говорил что-то о спящих фрагментах ДНК, которые уже ждут своего часа в нейронах Ладиного мозга, о незнакомых ей механизмах переноса информации в эти нейроны. Потом подставил собственную голову под иглу со словами «это тебе мой подарок ко дню второго рождения».