Мю Цефея. Магия геометрии. № 4 (5) — 2019

Я зло хлопнул ладонью по камню. Влажный отпечаток тут же испарился, и я с угрюмой улыбкой поставил последний значок на таблицу. Сколько трудов стоило убедить совет выбрать камень именно такого оттенка! Любой черный впитает свет, говорили они. Даже с прожилками сгодится, говорили они. Но мы с Иш-Чель знали лучше. Требовался не просто свет, а определенная его часть, та, что пройдет глубже, попадет на тончайшие листы из серебряного сплава и пойдет по спирали вниз, заполняя драгоценные хранилища. Определенная часть света. Определенная часть смерти.

И Иш-Чель не могла вот так бросить свое детище — сейчас я понял это отчетливо. Что-то было не так. Верно, нас очень тяжело убить, еще тяжелее сделать это незаметно, но этот посланник… как лучше всего остановить проект, не показывая, что ты о нем знаешь? Убери тех, кто его ведет.

Поспешно спускаясь вниз с тяжелыми табличками в руках, я снова ругал свою бывшую любовницу, любовь и друга. Ну что ей стоило встроить хоть одну дверь где-то кроме первого уровня?

Прохлада внутренних покоев жгла кожу, впитавшую жар солнца и камня. От тишины звенело в ушах — за последнее время я слишком часто ее слушал. Но в пирамиде тишина звучала покоем и правильностью, здесь же — тревогой. Члены совета уже наверняка ждали начала ритуала и вряд ли тревожились об отсутствии Иш-Чель. Она должна была быть со мной, но ее не было.

Проверить личные покои — самое простое и самое безнадежное, но что мне оставалось? Никто не открыл, когда я позвал, и я вошел внутрь, в просторные голубые с золотом комнаты. Иш-Чель терпеть не могла тесноту.

Дар подсказывал слабое присутствие — в спальне? Все в той же тишине я шагнул сквозь радужный полог из тончайших перьев. На нефритовой столешнице лежали свитки с чертежами — не ровными горками, а так, будто кто-то хотел оставить их в видимости порядка, но ничего не знал о вкусах Иш-Чель. Я бросил взгляд на широкое ложе под тонким балдахином. Иш-Чель лежала там. В неестественной тяжелой позе, бледная и неподвижная. Если бы не дар, я решил бы, что бессмертная мертва.

— Иш-Чель? — Я приподнимал ее вялые руки, хлестал по щекам, но лишь цепочки, продетые сквозь ноздри, отвечали мне тонким звоном.

И все же она дышала — едва-едва. Будто спала так глубоко, что забыла, как жить. Иш-Чель не могла этого сделать с собой сама. Нет, только не она и не сейчас. Даже после нашего вчерашнего разговора. Особенно после нашего разговора.

И мне не хотелось думать о том, кто мог.

Линии на моем теле разгорелись, ожидая, когда я вновь пущу в ход силу, чтобы попытаться пробудить Иш-Чель, но привычное безмолвие вдруг нарушилось. Возня, шепот, срывавшийся на громкие ноты. Я смирил дыхание, чтобы не выдать себя, прислушался. Может, сейчас мне откроется…

Крик. Испуганный, отчаянный — и его я не мог не узнать.

Моя Пчелка.

Я оказался в общих покоях быстрей, чем взвиваются и падают плети Иш-Чель.

— Замолчи! — шипение посланника.

Пчелка дернулась в его хватке. Он рванул на себя, так что ее негодующее лицо почти коснулось его — разъяренного.

— А вчера ты была разговорчивей, когда подлизывалась… Ты, маленькая сука, не знающая своего места!

Меня оглушила кровь, прянувшая к барабанным перепонкам. В ней хлестала, рвалась, гремела чистая ярость. Я больше не слышал ни Пчелкиного дерзкого ответа, ни новых слов посланника.

Он посмел ее коснуться!

Кожа вспыхнула укусами тысяч огненных муравьев, одевая меня в панцирь лжи, вкладывая в руки меч обмана. Чего стоит придуманная рана? Всего, если в нее верят, а этот ублюдок!.. Я взглянул ему в глаза. Выбросил вперед руку, в которой и был меч, и не было. Рука удлинялась, растягивая желтую мозаику стен в размытые полосы.

Коридора нет, есть пространство, и есть меч, и… Дар взвыл. Я резко повернулся, не понимая. Посланник только что был там, передо мной. А теперь оказался за спиной. Удар его голой руки отбил мой меч, и тот рассыпался искрами. На коже посланника тоже горели знаки — черные, жуткие, обращающиеся к сторонам света, к здесь и сейчас. Как?.. На пол вместе с искрами осыпались смуглые хлопья. Краска, на коже, поверх?..

Думать стало некогда. Если бы не дар, все закончилось бы одним ударом. А так — я чувствовал, знал, понимал все, — но просто не успевал. Удар словно раскаленным железом ожег челюсть, хрустнули ребра, подогнулось подбитое колено. Казалось, посланнику не нужно было ни видеть, ни слышать, ни чувствовать.

«Меня здесь нет!» — выплеснул ему в глаза мой дар — и получил в ответ удар ноги, от которого я, задохнувшись, отлетел к стене.

Ударить в ответ, хоть раз — неужели прошу так много? На глазах у Пчелки?! Дворец поплыл маревом, рассыпался на мозаику, заплясал вокруг, и посланник впервые споткнулся, протянул руку, хватаясь за стену. Давно я не тратил столько сил, слишком давно не включал дар на полную мощность, как… да. Как на войне. Страшно было затеряться, перейти грань, за которой сам не отличаешь видений от реальности. Упоительно подойти к грани — и я сделал шаг, ударил, с удовольствием глядя, как по груди посланника из глубокой раны течет алая кровь.