Мю Цефея. Магия геометрии. № 4 (5) — 2019

Мне было не до ее ярости. В худшем случае, если Пчелке действительно хватит ума пробраться в камеру, она просто сгорит. Но это-то как раз понятно даже идиоту. А мне? Камень солнца тесали так, чтобы он сливал потоки воедино. А если на огромную резную плиту встанет босыми ногами наглая девчонка?

Чуть не застонав, я выхватил у раба чистый лист бумаги и потянулся за стилом — но пальцы сомкнулись в воздухе.

Посланник. Только его не хватало. И совет начал шевелиться, словно почуяв, что что-то идет не так.

Огромный мужчина протянул мне стило.

— Доигрались?

Краем глаза я заметил, как пальцы Иш-Чель засветились темным, и облизал губы. Рано. Слишком рано. А Пчелка была обречена. Я не мог остановить ритуал, и оставалось только ждать — и тянуть время. Совсем немножко.

Легко было понять, когда именно внизу открылись шлюзы, затапливая камеры с обреченными людьми. Ониксы сверкнули, и посланник отступил на шаг, скривившись, словно у него болела голова, — хотя каменные стены направляли, толкали страх, отчаяние, боль и смерть — по восьмерке, не выпуская наружу. Он не мог ничего почувствовать здесь. Я тоже — и все же слышал стоны, бульканье, словно дар решил подшутить. А потом площадь под ногами вздрогнула, будто сдвинулись горы, и я понял — всё.

Посланник резким движением вскинул руку, призывая свою птицу. Она не прилетела, как и не отозвались его сородичи с небес. Я позволил себе улыбку. Легкую, но губы сами собой растянулись шире, торжествующим оскалом. Теперь стало можно.

— Кими!

Резкий оклик Иш-Чель оборвал радость. Ее палец указывал на контрольную плиту, где один за другим гасли огни. Невозможно. Сейчас все должно было просто светиться, потому что солнечный камень — ключ, который превращал весь комплекс — весь город! — в оружие и не только. Все расчеты показывали один и тот же результат…

И не учитывали того, что могла сотворить глупая девчонка, которая хотела слишком многого.

Посланник схватил меня за накидку и ударил о стену, как тряпичную куклу.

— Что. Вы. Сделали?! Эти крики в голове!..

— Мы не уверены. — Иш-Чель говорила неожиданно мягко, и я поймал себя на том, что киваю.

— Но узнаем. Этот твой дар может переносить других? Я покажу куда.

За спиной протестующе вскрикнул глашатай, но я уже схватил Иш-Чель за руку, посланника — за плечо, перебарывая дрожь отвращения, и представил…

Базальтовый круг, вытесанный в горах и до последней точки покрытый резьбой, был огромен, пяти шагов в диаметре и высотой до бедра. Он лежал в центре семиугольной пирамиды со сходящимся в точку потолком, под зеленоватыми пластинами горного кварца. Солнце все еще светило там, далеко наверху, но защелки уже закрылись, отсекая лишние лучи, и в ритуальной комнате царил полумрак. Смотреть это не мешало, совсем. Я мог разглядеть все до малейшей детали.

В самом центре плиты разинул жадный клыкастый рот солнечный бог, вернее, его мрачный двойник — солнце трансформирующее.

Лицо окружали символы четырех сгинувших эпох, а над пастью, над тянущимся вверх змеиным языком, раздвинув ноги, стояла Пчелка, обнаженная, как и требовал ритуал, повернувшись лицом туда, где сходились тоннели. К единственной двери. К нам. Лицо ее выражало полную безмятежность, а глаза смотрели — сквозь. Дар дернулся, пытаясь нащупать — не Пчелку, себя. Словно убедиться, что я — еще существую в мире, где есть лишь она. Возможно, так чувствовали себя люди.

Все, что мы послали с неба и из-под земли, оставило лишь темную тень на коже и сияние в глазах. Невозможно. Камень был пуст, камера заблокирована, значит, все оказалось в ней. Больше просто негде. И тогда… В памяти всплывали числа, расчеты — разум пытался найти утешение в невозможности того, что видели глаза.

Посланник оправился первым — ему не надо было сравнивать мою Пчелку с… этим. А назначение ритуальной комнаты он не мог не понять, едва ее увидев. Посол шагнул вперед, снимая с пояса короткий кривой меч.

— Именно потому мы и следим за вами! Неужели просто мира — мало? Мало не умирать?! Вас, — он махнул рукой, не оглядываясь, — я заберу наверх. Вечность в камерах. Я не слышал, чтобы кто-то выдерживал там дольше года. А эту двуличную самку я просто раздавлю, как…

Я хотел его остановить — и не мог. Только смотрел в глаза Пчелки, которые чуть двинулись, на уголки ее губ, поднявшиеся в улыбке. На миг пришла безумная надежда — теперь она совсем такая же, как я! Будет со мной, вечность.

Посланник легко вспрыгнул на край плиты, потянулся к Пчелке. Я так и не узнал, что он собирался сделать: погладить или нанести удар. В зеленоватом полумраке что-то сверкнуло — так быстро, что я едва заметил, — и кисть посланника упала на плиту. Следом — рука до локтя, плечо.

Пчелка проводила падающее тело взглядом мутно-зеленых, как болотная ряска, глаз, а затем посмотрела на меня.

— Знаешь, папочка, я так боялась, что ты поступишь со мной, как с мамой. Потом, когда появятся морщины. Ведь стареют и опускаются под землю все, верно? Все, кроме вас.