Мюнхен 1938: падение в бездну Второй мировой

Что касается Германии, то вопрос о ее отношении к Мюнхенскому соглашению решался уже много лет спустя после окончания войны. В Договоре о взаимных отношениях между ЧССР и ФРГ от 11 декабря 1973 г. констатировалось, что обе стороны рассматривают Мюнхенское соглашение как «несуществующее», «ничтожное» (в чешском тексте — nulitm, в немецком — nichtig). В договоре о добрососедстве и сотрудничестве между Чехословацкой Федеративной Республикой и ФРГ от 27 февраля 1992 г. стороны подтвердили, что они не имеют друг к другу территориальных претензий и «не будут предъявлять таких претензий и в будущем»

[576]. Чешско — немецкая декларация, подписанная 21 января 1997 г. премьер — министром Чешской республики Вацлавом Клаусом и канцлером ФРГ Гельмутом Колем, признавала ответственность Германии за историческое развитие, приведшее к Мюнхенскому соглашению, и констатировала, что несправедливости, совершенные обеими сторонами, «останутся в прошлом» и что они «не будут отягощать свои отношения политическими и правовыми вопросами, проистекающими из прошлого»[577].

Приложения

КАК ПОЛЬША УЧАСТВОВАЛА В РАСЧЛЕНЕНИИ ЧЕХОСЛОВАКИИ В 1938 г. Геннадий Матвеев

1 сентября 2009 г., по случаю торжеств в Гданьске, связанных с 70-летием начала Второй мировой войны, президент Польши Лех Качиньский опубликовал на своем официальном сайте статью по поводу этого события, а также произнес две речи на полуострове Вестерплатте, с обстрела которого учебным броненосцем «Шлезвиг — Гольштейн» формально началась Вторая мировая война. В совокупности эти выступления можно рассматривать и как вариант польского взгляда на вопрос о виновниках окончательного краха версальской системы безопасности.

Хронологически первой в ряду президентских выступлений можно считать размещенную в Интернете статью «Примирение возможно только через правду». В ней ответственность за то, что война не была своевременно предотвращена, Качиньский возложил на «тоталитаризмы», а также на «западные демократии», которые, столкнувшись с дилеммой «бороться или договариваться», выбрали политику «умиротворения и приручения хищника», завершившуюся Мюнхеном. У «остальных государств, особенно тех, из Центральной Европы, расположенных между двумя могучими тоталитаризмами», выбор ограничивался двумя возможностями: «или вассализация, или защита собственной субъектности и идентичности». Польша, по словам Качиньского, первоначально склонялась ко второму варианту, обдумывала превентивную войну с Третьим рейхом, но, не поддержанная западными союзниками, выбрала собственный, третий путь, «решилась на политику равного удаления от обоих тоталитаризмов» в дополнение традиционных союзов с Британией и Францией.

После этих, достаточно традиционных для польской историографии констатаций, Л. Качиньский написал: «Но сохранять эту конструкцию было все труднее, когда тоталитаризм вступил в Австрию, в Судеты, в чешскую Прагу. Это тогда мы совершили ошибку Заользья»¹. У читателя, не очень хорошо знакомого с хронологией событий последних полутора предвоенных лет, вполне могло сложиться впечатление, что некая «ошибка Заользья»²

, суть которой президент не раскрыл, была совершена Польшей после того, как в результате агрессивных действий Германии Чехословакия перестала существовать, т. е. в марте 1939 г.

Не прояснило вопроса о времени «ошибки Заользья» и утреннее выступление Л. Качиньского перед представителями польского истеблишмента и общественности. В нем он, как бы полемизируя с неназванными оппонентами, заявил, что у Польши нет ни малейших поводов для покаяния в соучастии в развязывании мировой войны: «Это не Польша должна каяться. Для этого у нас нет никаких поводов. Повод есть у других. Повод есть у тех, кто к этой войне привел, кто этой войне поспособствовал»³.

Во второй половине дня, выступая перед 20 приехавшими на торжества главами правительств, среди которых были В. В. Путин и А. Меркель, Л. Качиньский вновь коснулся «ошибки Заользья», на этот раз более подробно. Как и в статье, он вновь обвинил Францию и Великобританию в политике «попустительства тоталитаризму», напомнил о польском плане превентивной войны, оправдал декларацию о ненападении между Польшей и Германией, заключенную в январе 1934 г. (по его словам, «в той ситуации это был необходимый пакт, его ни в коем случае нельзя сравнивать с пактом Риббентропа — Молотова, заключенным спустя шесть лет», который «не был только пактом о ненападении, это также был пакт о разделе влияния в значительной части Европы»), охарактеризовал Мюнхенское соглашение: «Политика уступок привела вначале к аншлюсу, затем к Мюнхену… Как верно сказал Уинстон Черчилль, между честью и позором был избран позор, но и так не удалось избежать войны».