Мюнхен 1938: падение в бездну Второй мировой

Идея нового территориального раздела Чехословакии во имя общей польско — венгерской границы встретила критику со стороны «Голоса народа». В редакционной статье от 29 сентября 1938 г. утверждалось, что подобная мера даст лишь новый импульс к развитию национальных сепаратистских движений на окраинах Польши[358]. Оптимальным вариантом виделось сохранение Чехословакии как общего государства трех национальностей чехо — словацкой — русинской. Эта мысль неоднократно подчеркивалась публицистами издания. В передовой статье заместителя председателя Союза католических писателей Адама Ромера «Перед трудной дилеммой» писалось о том, что в сложившихся вокруг Чехословакии обстоятельствах является важным обеспечение чехословацкого суверенитета против «дальнейшего продвижения немецкого колосса на восток и юг»

[359]. Причем в этом заинтересована не только Польша, но и Венгрия. Основной рецепт для пост — мюнхенской политики Польши, по мнению авторов «Голоса народа», заключался в необходимости создания вокруг Польши «сильного центрально — европейского блока»[360]

в составе государств Балтии, Чехословакии, Венгрии и Румынии с прицелом на Балканы. Будущим государствам — членам блока следовало добиваться заключения со своими соседями с запада и востока пактов о ненападении и сотрудничать с Францией. Всякая поддержка германского исторического «натиска на Восток» стала бы для Польши, расположившейся между Германией и Россией, политикой «подпиливания ветки, на которой мы сидим». Ромер считал, что государствам Центральной Европы, зажатым между «красным и националистическим империалистическим тоталитаризмом» естественно опираться на «западные демократии», которые в свою очередь нуждались ради безопасности в «перестраховке на Востоке»[361].

В отличие от клерикального «Голоса народа» рупор польской на- ционал — демократии «Национальная мысль» с гораздо большим энтузиазмом встретил проект по созданию польско — венгерской границы. В частности, в статье «Венгрия и Польша» утверждалось, что создание общей границы следует считать «новым основанием нашей политики»[362]. Вместе с тем для обоснования этой внешнеполитической идеи пускалась в ход несколько иная аргументация, чем на страницах виленского «Слова». Ситуацию после Мюнхена следовало использовать для выстраивания польской внешнеполитической системы в Центральной Европе. Признавалось, что нацистская Германия приложит все усилия для недопущения польско — венгерского сближения. Так, одним из надежных свидетельств противодействия Германии признавалось сохранение узкого пояса Подкарпатской Руси в составе Чехословакии после Первого Венского арбитража. Публицисты национал — демократы считали, что это обусловлено стремлением Германии сохранить базу для развития украинского сепаратизма, направленного против Советского Союза в целях создания вассального от Германии украинского государства. Однако одновременно поддержка украинского национализма создавала трудности Польше и, отчасти Венгрии. Обозреватель еженедельника надеялся, что украинский вопрос станет «еще одним узлом, соединяющим Венгрию с Польшей»[363]

.

Молодой публицист Карл Стефан Фрыч, развивая идеи о будущем устройстве Центральной Европы, констатировал, что после Мюнхена Польша оказалась в тяжелейшем положении, будучи «осаждена Германией со всех сторон»[364]. Единственным вариантом спасения страны журналист считал борьбу за влияние в Центральной Европе. При этом публицист не разделял распространенного в польском обществе убеждения в том, что «чувство немецкой угрозы уже объединило всю Центральную Европу, что все народы сегодня только и смотрят на Польшу и что вообще мы являемся державой, сильной пятой опирающейся на междуморье Балтика — Адриатика — Черное море»[365]. В своей внешней политике республике предстояло вдохновляться идеалами средневековой Польши под правлением династии Ягеллонов. Главной целью польской дипломатии должен был стать союз Польши с Венгрией и Румынией, выстроенный на основе равноправия всех его участников.

Тема ближайшего политического будущего Польши и Европы дискутировалась и на страницах «Рабочего». В газете целые развороты отводились под международную хронику и сообщения корреспондентов о продвижении немецких войск в Судетах, действиях Чехословакии и вводе польских войск в пределы Тешинской Силезии. Однако первые серьезные аналитические материалы появились только спустя неделю после Мюнхена и официального согласия Чехословакии на польский ультиматум. В статье «Свет и тени» один из лидеров ППС Адам Прух- ник заявил, что газета «не закрывает якобы глаза» на происходящие события. Признавая присоединение Тешинской Силезии «актом безоговорочной исторической справедливости»[366], ведущий публицист газеты сосредоточился на негативных последствиях Мюнхенских соглашений. По его словам, был создан опасный прецедент, когда несколько великих держав определяют между собой судьбу других государств, ставя их перед фактом своих решений.