Мюнхен 1938: падение в бездну Второй мировой

Это, впрочем, не помешало полякам 21 и 27 сентября выдвинуть свои территориальные претензии Чехословакии. Попытки чехословаков начать предметное обсуждение положения польского меньшинства привели лишь к тому, что Юзеф Бек днем 30 сентября (Мюнхенское соглашение было подписано в ночь с 29 на 30 сентября) направил Праге ноту с требованием в течение 24 часов эвакуировать все чехословацкие войска из Тешинской области, разоружить там оборонительные сооружения и уволить уроженцев данного региона, говорящих на польском языке, из чехословацких вооруженных сил. Отдельным пунктом в ноте шло требование «не предпринимать каких — либо дискуссий по содержанию ноты, т. к. эти требования являются безоговорочными»[340]. Сломленный президент Эдвард Бенеш, только что согласившийся на отторжение Судет от Чехословакии, в отчаянии обратился к французам и англичанам — гарантам только что заключенной мюнхенской сделки — с просьбой о защите от польских притязаний. Однако те вновь предали Прагу. Кроме того, Польша заручилась германской поддержкой на случай, если СССР все — таки решится двинуть свои вооруженные силы на помощь Чехословакии: Берлин заверил, что Варшава в этом случае может рассчитывать на «самую эффективную помощь»[341]

Германии.

Части Войска Польского стремительно заняли спорные территории, а деморализованные чехословаки не оказали им сопротивления. Лишь СССР объявил, что в случае начала столкновений Москва денонсирует советско — польский договор о ненападении 1932 г.[342] В результате этого агрессивного акта Польша захватила промышленно развитую территорию площадью более 800 км кв., на которой проживало более 120 тыс. чехов и около 80 тыс. поляков. По оценкам современных историков, после захвата Тешина и прилегающих районов Польша увеличила мощность своей тяжелой индустрии почти в два раза[343]

. Польские аппетиты к территориальным захватам, однако, росли вместе с достигнутыми «успехами». Вскоре после аннексии Тешинского региона Варшава потребовала новых территориальных уступок в Словакии и добилась заключения 30 ноября 1938 г. соглашения, в соответствии с которым территории на севере Словакии (районы Орава и Спиш) площадью более 200 км кв. также были переданы Польше[344].

Уже 9 октября 1938 г. официозная Gazeta Polska

(«Польская газета») ликовала в связи с захватом Заользья: «…Открытая перед нами дорога к державной, руководящей роли в нашей части Европы требует в ближайшее время огромных усилий и разрешения неимоверно трудных за- дач»[345]. Перед Польшей действительно стояли неимоверно трудные задачи, которые, однако, относились не к руководству Восточной Европой, а к выживанию. Справиться с ними Варшава так и не смогла.

Пиррова победа 1938 г.

Мюнхен подвел черту под существованием независимой и демократической Первой Чехословацкой Республики — уже в марте 1939 г. Германия цинично нарушила достигнутые договоренности и захватила остатки чешских земель, объявив их своим протекторатом, а в Словакии немцами был установлен марионеточный пронацистский режим во главе с католическим священником Йозефом Тисо. Примечательно, что из четырех соседей трое (Германия, Венгрия и Польша) приняли участие в расчленении Чехословакии. Лишь Румыния не выступила с претензиями на территории соседа, а вскоре и сама была принуждена под давлением Берлина уступить Венгрии спорную Северную Трансильванию.

Руководители Польши наивно полагали, что после краха Чехословакии они вместе с Венгрией и, возможно, Италией и Югославией образуют самостоятельный полюс силы в Европе[346], который будет независим как от Германии, так и от Западных держав, все еще претендующих на статус арбитров континента. Ничего этого, как известно, не произошло: фашистская Италия и хортистская Венгрия закономерно предпочли союз с Третьим рейхом, а не с Польшей. Проявив удивительную мелочность, польская дипломатия отказалась видеть, что только партнерские отношения с такой промышленно развитой и миролюбивой страной, как Первая Чехословацкая Республика, могли стать залогом безопасности самой Польши. Гипотетический союз этих двух стран (тем более при поддержке Франции) представил бы собой серьезное препятствие на пути германской агрессии в Центральной Европе. Польша, однако, оказалась ослеплена национальным эгоизмом и великодержавными амбициями, которые не позволили Варшаве подняться над незначительными в сущности территориальными претензиями и увидеть стратегическую карту Европы целиком. Поддержав германского фюрера в его игре против Чехословакии, Польша в результате осталась в Центральной Европе тет — а–тет с решительно усилившейся Германией.