Мизгирь

Санёк побледнел и глянул на друзей, те стояли молча, распахнув большие испуганные глаза.

– Баба Таня, она же поправится?

– Ох, сынок, да она сердешная ведь пол языка себе откусила, не знаю, что теперь и будет-то.

Баба Таня замолчала, расстроенно кивая и причитая, а Санёк отошёл от неё медленным шагом и поднял глаза на ребят.

– Сбылось, – одними губами прошептал он.

Глава 2

В ту ночь Витька долго не спал, всё размышлял над желаниями Санька и Руслана, которые сбылись. Конечно, Санёк переборщил со своими просьбами, но, наверное, он просто не верил в то, что это исполнится – вон ведь как испугался, когда всё это и вправду произошло.

– Я же не знал, что её так накажут, – размазывая слёзы по чумазому лицу, говорил он им с Русланом в кустах сирени, когда Алинку увезла скорая, а бабушки остались обсуждать неслыханную новость и сетовать на то, «что же будет теперь с бедной девочкой».

– Да, с Алинкой вышел, конечно, перебор, – думал Витька, лёжа в постели и слушая мамины приглушённые стоны за стеной, маме снова было плохо, и бабушка хлопотала возле неё и всё настаивала, что нужно вызвать врача, а мама отнекивалась и просила никого не беспокоить.

– Что они могут сделать, мама? – спрашивала она тихим измученным голосом бабушку, – Недолго мне уже… Витюшку вот только жалко, мочи нет.

Витя услышал, как мама заплакала, так безнадёжно и жалобно, что сердечко его застыло от необъяснимого ужаса. Да, он, конечно, видел и понимал, что мама болеет тяжело, но он всегда верил в то, что это пройдёт, как проходит его ангина или натёртая новой сандалией мозоль на пятке, но как же это «мама умрёт»?

– Нет, нет, так не бывает, – Витька сел на кровати и прижал ручки к груди, слёзки так и покатились по его лицу, – Люди должны жить долго-долго и умирать, когда они уже становятся старенькими-престаренькими бабусями и дедусями с палочками.

Как это – умирать, он толком не знал, лишь один раз он побывал с бабушкой на похоронах её подруги юности, и видел, как та старушка лежала в гробу, совершенно застывшая и жёлтая, с закрытыми глазами, похожая на куклу, которыми играются девчонки во дворе. Все кругом ходили, что-то говорили, причитали, охали, а старушка лежала, и ей было всё равно, что тут происходит, а потом её закопали в землю на кладбище за берёзовой посадкой, и засыпали всё цветами. Витька спросил бабушку:

– А разве баба Дуся больше оттуда не выйдет?

– Нет, – покачала головой бабушка, – Она теперь в земле будет лежать, а её душа улетит на небо, и будет жить там и смотреть на нас.

Витька долго ещё вспоминал потом бабу Дусю, и представлял, как она лежит там, под землёй, в полной темноте, без воздуха, и смотрит во тьму застывшими глазами. Нет, нет, он не хотел, чтобы его мамочка тоже так лежала и смотрела в темноту! И тут его осенило – ведь он же может попросить у гномика, чтобы мама поправилась! От этой мысли он так разволновался, что вскочил с кровати и выглянул в окно, ему не терпелось начать писать прямо сейчас, писал он, конечно, плохо, но всё ж таки сумел бы написать письмо, зря что ли он ходил целый год в школу по вторникам в подготовительный класс? Там их учили сидеть за партой, совсем как больших, считать по пластиковым ярким палочкам, читать по слогам и писать всяческие закорючки и палочки. Но в комнате было темно, и Витька решил, что он как-нибудь дотерпит до утра, лишь бы только мама не умерла уже сегодня, а завтра он сразу же напишет письмо и вечером уж найдёт способ пробраться к почтовому ящику и положить в него конверт. Витька ещё пошмыгал носом, повертелся в кровати, тревожно вслушиваясь в шаги бабушки, их с папой перешёптывания и мамины вздохи, но постепенно вязкая зыбкая пелена обволокла его и закачала, как в гамаке на даче, в лицо подуло ветерком дрёмы, и он провалился в сон.