Ущелье Шахапуник было узким и глубоким. С двух сторон отвесно спускались к стесненной реке скалистые отроги. Приближаясь друг к другу, они оставляли для реки совсем небольшой проход.
С высот просматривалась Араратская долина со своими садами, солончаками и болотцами. Оттуда к перевалу Шахапуник вилась длинная дорога. Она вела в Сюник.
Река Шахапуник словно озверела. Свежевыпавший в горах снег сдвинул с места глыбы старого слежавшегося снега — сдвинул в реку, и она, не вмещаясь в свое узкое скалистое ложе, с ревом и грохотом рвалась из объятий теснивших ее преград и, успокаиваясь, растекалась на равнине Нахичевана.
Был уже полдень, когда Тэр-Аветис достиг лагеря в Шахапунике. Ниже леса, среди густых зарослей, просматривались сотни палаток и неказистых шалашей, сплетенных из веток. Неподалеку от родника была разбита войлочная палатка. Тут же крутились Зарманд и несколько женщин из Дзагедзора. Они варили обед. Дым подымался по склону горы, доходил до белых снегов и растворялся в синеве неба.
Ниже, на скалах, вершинами запирающих вход в горный лабиринт, работали сотни людей.
Горги Младший увидел свою мать, соскочил с коня и подбежал к ней.
— Ты побудь здесь, Горги, а я поищу Давид-Бека! — крикнул ему вслед Тэр-Аветис.
Мать обняла сына, смахнула со щеки слезу и уже через минуту, взяв себя в руки, с усмешкой на губах сказала:
— Вернулся наконец, мой блудный сын?
Горги не обиделся. Он знал характер своей матери. Знал ее сдержанность. Уж у кого-кого, а у нее сердце трепещет от неожиданной встречи, но перед чужими людьми она своих чувств не покажет.
— Как поживаешь, мать? Не думал я, что встречу тебя здесь, — сказал Горги, привязывая лошадь к дереву.
— Я и сама не ожидала, что в такую непогоду оставлю свой очаг нетопленным и заберусь сюда. Ну, добро пожаловать, сын мой! Видел турка или от одной только тени его убежал?
— Ах, мать, не время сейчас для шуток и упреков! Катимся в кровавое море. Вот какие дела.
— Знаю. Потому-то мы всем народом и пришли в эти гиблые места, чтобы остановить поток крови.
— Ты и Маро привела? — оглядываясь по сторонам, спросил Горги.
— Да кто же даст мне привести ее? — вздохнула мать. — Забрали у нас Маро! Хорош брат! Даже на свадьбу не поспел! Виноторговец из Аза покончил с делами и пристал с ножом к горлу: выдай Маро за моего сына, да и все тут. Что было делать? Отдала, не ожидая тебя. Завезли мою кровинушку за семь гор, ослепнуть мне! Ушла…
Горги опечалился. Кто знает, увидит ли он еще сестру? Наступали смутные времена. Аза — село дальнее, на берегу Аракса.
Вспомнил стройную, как у лани, фигурку сестры, черные, покорные глаза, тотчас наполнявшиеся слезами, стоило брату некстати пошутить или упрекнуть ее. «Теперь-то глаза Маро, наверно, совсем не высыхают от слез?..» — подумал Горги.
— Ну что ты скис? — заметив грусть сына, ласково сказала мать. — Ничего, не бойся. Я так проводила твою сестру — все село завидовало. Приданое дала щедрое, угостила всех на славу. И зурначи были. Не печалься, все сделала по-людски.
Сказала и склонилась над костром, чтобы никто не заметил навернувшихся слез. А спустя немного времени не утерпела, потащила сына в палатку, усадила и подала ему мяса. Достала из узелка бутыль с вином.
— Это вино со свадьбы Маро. Сохранила его для тебя. Дома много. Пей, сынок! Пей, согреешься!
Горги поел, выпил вина и, подложив ладонь под голову, уснул как убитый — устал после долгой дороги.
Пробираясь сквозь ряды палаток и шалашей, Тэр-Аветис добрался до входа в ущелье. Длинная дорога поначалу проходила в глубине ущелья, образуя параллельную реке узкую, вьющуюся ленту, затем круто взбиралась вверх, бесконечно петляя в скалах, на вершинах которых воины сооружали рвы, маскируя их в естественном обрамлении кустарников и молодого дубняка.
Народу тут было видимо-невидимо. Одни носили камни, другие из лесу волокли огромные бревна.
Тэр-Аветис увидел Давид-Бека на краю ущелья. В числе других восьми человек он нес на плечах длинное толстое бревно. Из лесу слышался беспрерывный перестук топоров, крики и ругань.
Давид-Бек быстро переставлял ноги. Тэр-Аветис подбежал и, стремясь облегчить ношу Бека, подставил свое плечо.
— Когда приехал? — спросил Давид-Бек таким тоном, будто вчера с ним расстался.
— Только что, — ответил Тэр-Аветис. — Ну и работку ты себе нашел, — добавил он, покачав головой. — Не сердись за мои слова, но неужели дело не сладится, если ты не будешь таскать на плечах эти бревна?
— Не разглагольствуй, — буркнул Бек. — Я вот и тебя заставлю поработать! Будешь знать, каково необъезженному бычку впервой в упряжке.
Бревно наконец опустили на краю обрыва. Бек расправил затекшее плечо, стряхнул с себя пыль, стер ладонью пот со лба и сел. На руках у него были царапины, с большого пальца струйкой стекала кровь.
— Ну как? Принимаешь нашу работу? — спросил Давид-Бек.
— Не понимаю, для чего эти груды камней и бревен? — вздернул плечами Тэр-Аветис.
— Ах, не понимаешь? Тогда пойдем, покажу.