Мхитар Спарапет

— Ах, скотина! — прошипел спарапет сквозь зубы. — Обрек на смерть поверивших в тебя людей, продал целый город, чтобы спасти свою паршивую голову!

— Ведает аллах, что я не виноват, Мухитар хан! — заголосил Мирали.

— Не виноват? А кто виноват? Кто обманул ереванцев, ввел их в заблуждение? Кто говорил, будто турки обещали не нападать на город, что шах Тахмаз посылает для защиты Еревана большое войско? Какая собака заперлась в крепости и бросила ереванцев одних?

Мхитар так дернул хана за бороду, что вырвал целый клок, с омерзением отбросил его, обтер руку о голенище своих сафьяновых сапог, сплюнул и крикнул громовым голосом:

— Приведите мула!

Хан лобызал ему сапоги, просил о милосердии. Но спарапет был неумолим.

Воины привели двухлетнего, еще не объезженного мула. Сделав петлю из одного конца веревки, Есаи накинул ее на толстую ханскую шею, а другой конец привязал к хвосту мула. Огрели скотину плетью. Мул вздыбился, испугался тяжести, что тянула его назад, и очертя голову понесся вниз по каменистому берегу реки…

Верблюдов осадили на колени, сняли с них поклажу и стали считать добычу. Ханский гарем отвели к берегу реки. Спарапет строго наказал и пальцем не трогать женщин.

Заночевать решили в ущелье.

Горги Младший расстелил под ветвистой ивой бурку и бережно усадил Айшэ. В лунном свете синели скалы, волны реки, дрожащие ветви ивы. Горги был словно в бреду. Он крепко сжимал маленькую ручку Айшэ, гладил ее распущенные волосы, не отрываясь смотрел в лицо и лишь иногда осмеливался шепнуть:

— Айшэ, маленькая Айшэ.

Близился рассвет, а они все сидели и смотрели друг на друга. Только взгляд девушки стал теперь доверчивей и нежней. Она вдруг положила голову на плечо Горги. Не помня себя, он поцеловал ее тонкие губы. Чего-то испугался. Поднял голову. Лагерь спал. Стоявшая неподалеку лошадь лениво жевала ячмень. Вдали кричал фазан.

Горги снова поцеловал Айшэ. Задрожал от волнения и гордо посмотрел на лагерь. Отныне Айшэ — его любимая, его жена. Горги убьет любого, кто посмеет притронуться к ней рукой. Айшэ принадлежит ему… При этой мысли лоб юноши покрылся испариной. Он вспомнил мать, грозную и неумолимую. Что она скажет, узнав, что ее сын взял в жены персиянку? Вспомнился и утренний сердитый окрик Есаи:

— Она же басурманка! Не марайся.

— Нет, Айшэ хорошая, она моя! — ответил тогда Горги.

И вот Айшэ обеими руками доверчиво обняла Горги за шею и глазами испуганной лани смотрит на него.

Этой ночью с Горги произошло удивительное. Он вдруг впервые в жизни ощутил, что может защитить другое существо. Существо, которое ему дороже собственной жизни.

Положив голову на грудь Айшэ, Горги трепетал от счастья, от гордости…

Луна заливала своим светом все ущелье. На берегу квакали лягушки, с гор струился аромат цветов.

Айшэ скоро уснула спокойным сном ребенка.

Три дня отряд оставался в Вайоцдзоре. Ждали, не пойдут ли турки после захвата Еревана в Сюник. Но скоро вернулись лазутчики и сообщили, что турки засели в Ереване на долгое время.

За эти три дня Горги лишь раз виделся со спарапетом. Мхитару сказали, что парень, как околдованный, все сидит подле персиянки. Хотя спарапет в душе и рассердился, но ни словом не попрекнул своего любимца.

Двое-трое из друзей-товарищей попытались посмотреть, какая она — гури-пери[63] Горги Младшего. Однако Горги прикрыл Айшэ буркой и отогнал товарищей.

Как-то Есаи сказал:

— Э, сынок мой Горги, этот ангел совсем сведет тебя с ума. Что я тогда скажу твоей матери? Бросил лошадь без присмотра к не отрываешься от персиянки. Не стыдно?

Горги пронзил его взглядом и сжал зубы. Айшэ заплакала. Ее круглые плечики затряслись, колени задрожали.

В этот день Горги ненавидел всех: и Есаи, и товарищей, даже спарапета.

Наконец двинулись к Сисиану. Верблюдов с трудом проводили под скалами. Непривычные к горным тропам, животные пыхтели, фыркали, свесив свои длинные губы. Голова каравана достигла вершины горы, а хвост все еще вился в глубине ущелья. Раскаленный воздух обжигал людей. Тяжело и медленно преодолевали подъем.

Горги завернул Айшэ в бурку, положил на луку седла, правой рукой обнял ее, а левой взял уздечку. Был он мрачен и зол. Иногда открывал лицо девушки, с нежностью отирал у нее со лба испарину. В такие минуты Айшэ светилась радостью, но глаза и тогда оставались печальными.

Впервые Горги испытал отвращение к своей воинской жизни, до боли захотелось ему побыть одному. Пусть хоть сквозь землю провалятся все его товарищи — Семеон, Цатур, Вецки Маргар! Все! Горги не желает их больше видеть. Уйти бы от всего, скрыться в глубине леса вместе с Айшэ!..

Ночь провели в селе Ангехакот. Горги Младший решительно направился к приходскому священнику. Облобызал у него руку, отдал все, какие имел, деньги и стал молить, чтобы священник окрестил Айшэ. Тот согласился, взял Айшэ за руку и повел в церковь. Только ничего из этого не вышло. Их настигли Цатур с Семеоном, избили священника, выгнали из церкви. Хотели даже отнять у Горги Айшэ и растерзать ее, но юноша обнажил саблю и защитил любимую.