Младший сын

Видимо, какие-то мысли отражаются у меня на лице, поскольку она подлетает ко мне и сходу начинает шипеть похлеще змеи, игнорируя даже самые элементарные правила приличия:

– Улыбку с лица сотри! И что у тебя случилось вчера?

А вот этого я более чем не ожидал. Мысленно машу рукой приятному настроению и, как можно менее эмоционально, отвечаю:

– Я тебе очень обязан. Готов с тобой пытаться поладить, несмотря ни на что. Но если ты будешь разговаривать со мной в таком тоне…

Пока я далее раздумываю, что бы такое ввернуть, подходящее к случаю, для эффектного завершения фразы; она меня перебивает:

– Сейчас глаз на жопу натяну! Отвечай сейчас же!

Я настолько обескуражен услышанным, что какое-то время молча открываю и закрываю рот. Подобно вытащенной из воды рыбе.

Первой успокаивается она и говорит уже гораздо более спокойно:

– Хорошо. Спрошу иначе… Мне сегодня позвонили из полиции. Вчера мой комм, который сейчас у тебя, был на месте какого-то происшествия. Звонили неофициально, но под личиной официального разговора пытались выяснить: кому я дала комм и где сейчас этот человек. ТАК В КОГО ТЫ ТАМ НОЖОМ ТЫКАЛ, МАЛЕНЬКИЙ ЗАСРАНЕЦ?!

– Лола, приличной девушке не идёт такой текст! – теряю дар речи второй раз за минуту, сходу не зная, что и ответить.

Потому что ни врать не хочется, ни рассказывать реальное.

– Тогда внимай. – Неожиданно успокаивается она. – Раз говорить не хочешь. Мне позвонили из городского участка. Стали деликатно выспрашивать, у кого сейчас комм.

Она сверлит меня взглядом ещё раз в этом месте, но я внимательно слушаю и ничего не говорю.

– Я, естественно, уточнила, официальный это разговор или они просто поболтать хотят. – Продолжает она. – Мне ответили, что ведут дело о многочисленных ножевых ранениях каких-то пострадавших, но сама беседа пока неофициальна. Потом снова спросили, где мой комм.

– Шай-й-йтан, – вырывается у меня. – Шешен а…

– Не сквернословь, – прыскает Лола в кулак, удивляя меня ещё больше.

Нетривиальной сменой настроения.

– Ты в истерике? – уточняю, как могу деликатнее.

– Была местами. Сейчас чуть успокоилась. Так вот. Я тут же позвонила отцу, продиктовала номер, с которого наводили справки…

– А кто у нас отец? – об этом речь пока как-то не заходила.

– Раньше надо было спрашивать… – нервно роняет Лола, потом всё же отвечает. – Начальник третьего отдела. В главном управлении собственной безопасности. Министерства внутренних дел. Потому и живём отдельно, в разных городах, что его в Первую Столицу перевели.

– Ничего себе…

– А мать – зам в другом отделе, – мстительно продолжает Лола. – Типичное дело, брак между офицерами одного управления, поскольку кроме работы, нигде не бывают… Отец мне перезвонил обратно через пятнадцать минут и пояснил. Он навёл справки: обычно так звонят «замазанные» сотрудники, которые стоят на связи у незаконных группировок.

Ловлю себя и её на том, что мы с самого начала говорим на туркане. Причём упоминаемые ею термины государственного устройства относятся к государству Классического Туркана, а у нас эти должности и реалии называются совсем иначе.

– Надеюсь, я тебя не сильно испугал, – изрекаю через пять секунд тишины. – Ты вон даже с федеративного на наш переключилась…

– Я уже успокоилась… Это не всё. Отец проследил трассировку моего комма, – она указывает на оттопыривающийся карман моей рубашки, – потом наложил на сводку происшествий. Внутреннюю, не для широкого пользования. Мой комм вчера приехал в место, где находились ещё четыре комма, состоящих под оперативным надзором. Это члены преступных группировок, которых пока не поймали и сажать пока не за что. Но полицейское наблюдение за ними ведётся, – поясняет Лола, видя недоумение на моём лице. – Преимущественно через негласный аппарат. Ну, через агентуру, по-простому… Затем эти четыре комма в течение двух часов обратились в больницу на предмет ножевых ранений. Нападающего говорят, не знают, от комментариев отказались. Трясти их, естественно, никто не стал.

Лола вдыхает, выдыхает и вновь возвращается в первоначальное состояние злобной фурии:

– Теперь рассказывай!

Вместо слов, делаю крайне неожиданное для себя тут и немыслимое дома: кладу руки ей на талию, делаю шаг вперёд (оказываясь к ней вплотную) и утыкаюсь лбом ей в плечо, поскольку она чуть выше ростом.

– Говори, – требует она, при этом не отстраняясь. – Отец говорит, что звонивший мне полицейский, сто процентов, связан с той четвёркой. И выясняет подоплёку неофициально, категорически стараясь не привлекать внимания. Знаешь, что это значит?

– Понятия не имею, – говорю чистую правду, поскольку от хитросплетений и местной полиции, и местных уголовников я крайне далёк.