Млечный Путь, 21 век, номер 4 (49), 2024

Неизвестно, есть ли от этих мистиков какой прок, но от ученых он пришел довольно скоро. Исследователи установили прямую взаимосвязь между воскрешением человека и памятью о нем. Кто-то говорил о существовании ноосферы вокруг Авроры, кто-то о едином информационном поле планеты, в которую подвизался и человек, существо совершенно стороннее, кто-то, идя дальше, доказывал поистине вселенское единство всего живого, скатываясь в самый махровый мистицизм. Но что тут удивительного, ведь даже ученые-материалисты нет-нет, а использовали термин "душа", для пояснения несведущим феномена Авроры. Удивительно, что до сих пор не существовало культа планеты или хотя бы его обитателей. Видимо, все дело в самом Неграше, уж больно явно и очевидно он пробился на самый верх человеческой цивилизации, и уж точно не жаждал создавать вокруг себя дополнительного ореола божественности, помимо и так имеющегося. Коммерсант до мозга костей, он был тем материалистом, который, отвергая духовное, умудрился на нем сколотить состояние. Слово "душа" для него имело чисто финансовый аспект - верно, поэтому никаких известных обществу культов Авроры и не имелось. Возможно, на самой планете и поклонялись чему-то или кому-то, но об этом старались не распространяться. Да и как, если испробовавшим жижу с Авроры не сбежать. Разве идти во все тяжкие - как тот же Евгений Ждан.

Но вернусь к ритуалу. Ученые установили: чем больше о человеке, погруженным в целебный сок жизни, собравшиеся вокруг него в это время вспоминали, тем точнее возрождался он, тем больше помнил, тем легче узнавал. Неудивительно, что вскоре родные стали нанимать вспоминальщиков со стороны, обладающих не только исключительной памятью, но и восприимчивостью, чтоб возродить ушедшего в самых мельчайших подробностях. Как предполагала наука, в подобном ритуале следовало принимать участие никак не меньше пяти-семи человек одновременно, которые, сменяясь раз в несколько часов, неся своего рода вахту памяти подле чана с жижей, должны воспроизводить все пережитое и передуманное человеком, вплоть до тех мелочей, которые он сам бы хотел припомнить, возродившись. Иногда это на диво хорошо удавалось. Но требовало огромных людских затрат, а потому обычным явлением стало использовать никак не меньше пятидесяти плакальщиков на одну процедуру воскрешения. После которой работники умственного труда должны были пройти курс реабилитации, чтоб восстановиться к следующему разу, а его стоило проводить не раньше, чем через квартал. Психика человека, особенно, столь впечатлительного и восприимчивого, требовала изрядной подпитки после подобного проникновения в самую сердцевину чужого сознания.

У Евгения Ждана плакальщиков имелось полторы сотни, их холили и лелеяли, как, впрочем, и повсеместно на Авроре. Столькими же обладала его жена, и Добрая сестра Искра Паулина. А вот у Антона Неграша их было никак не меньше полутысячи, но, может, это всего лишь сплетни. Плакальщиков владыки никто не видел, они находились постоянно где-то во дворце бога-императора, куда доступ простым, да и непростым смертным был заказан, и откуда выбраться тоже представлялось затруднительным, если вообще возможным. Неграш старательно хранил свои секреты, а их у старика имелось предостаточно, недаром он фактически управлял жизнью каждого землянина. Неудивительно, что умирать он очень не хотел, ибо всякая смерть, а последняя с ним случилась сорок лет назад во время аварии геликоптера, влекла за собой поднятие той плотной завесы тайны над его работой, связями, услугами и требованиями, ради которых он и жил и которыми он буквально опутал известную часть галактики. Вот и плакальщики Неграша жили, а может, и умирали, совершенно отрезанные от мира, миром этим напрочь позабытые.

Равно как и те, кто работал на старшего сына властителя - Юлия. Странно, но об этом человеке известно было столь мало, что многие подданные Неграша и вовсе не ведали о его существовании. Сам Юлий так же жил затворником, практически ни с кем не общаясь и очень редко выбираясь из своей крепости. Когда я спросил у Веры, знает ли она, чем тот занимается, моя половинка улыбнулась недобро:

- Боится, - ответила она, не задумываясь. А когда я попросил пояснить, продолжила: - Странный он. Боится умирать, считает, будто это ему сильно повредит. Дескать, его тонкое мышление творческой личности вконец расстроится, и Юлий не сможет написать свой знаменитый "абсолютный роман", долженствующий побить лучшие творения современных машин, над которым он корпит уже сорок лет и который, по слухам, не продвинулся дальше первой главы. А то и вовсе дальше первого предложения.

Я попросил уточнить, но Вера больше ничего рассказать не могла. Потому вернулась к рассказу о себе.