Мне нравится твоя ложь

Мой желудок переворачивается. Может, то, что он знал, не должно ничего означать. Он мог потянуть меня за волосы и заставить меня трахнуть его сапог, если бы я была незнакомкой. От этого было бы легче. Знать, что я для него почти семья, и позволять себе унижаться перед ним.

— Я ненавижу то, что мне нужно было сделать в комнате в мотеле, но я не жалею об этом. Байрон всегда… слетал с катушек. Когда он стал старше, стало еще хуже. Жалобы от других детей. Мертвые животные во дворе. Мы водили его на консультации, но я отправился в армию, был слишком занят, пытаясь не получить пулю в задницу, чтобы беспокоиться о том, что происходит дома.

— Кип…

— Затем я возвращаюсь, чтобы узнать, что он теперь является частью гребаной семьи. Я чертовски гордился, когда услышал, что он стал копом, и тогда я узнаю, что он так же коррумпирован, как и они. У него всегда был этот ебаный пунктик по поводу драгоценностей, и он думал, что они наши, что он заслужил их. — Кип проводит рукой по голове. — Я должен был остановить его раньше. Должен был усыпить его, как бешеное дикое животное, которым он стал.

— Это ты и сделал, — говорю я, чувствуя головокружение от того, как мой мир рушится вокруг меня. Вроде рассказов моего отца. Delitto d'onore

. — Почетное убийство.

Одно дело думать, что он планировал использовать меня, когда я была ему не знакома. Другое — то, что он знал меня все время, что пришел ко мне и позволил мне испугаться. Сейчас я в отчаянии. Достаточно, чтобы оправдываться. Я не хочу потерять то, что у нас было в спальне. Блядь, я тебя люблю.

Он смеется неуверенно.

— Значит, ты и это простишь? Забудешь о том, что я не сказал тебе, кто я? Забудешь то, что я не защищал тебя с первого дня? Ты все спустишь мне с рук, не так ли? — Он берет прядь волос в ладонь, протирая ее между большим и указательным пальцами, точно так же, как в старом открытом бальном зале. — Ты моя собственный мученик.

Я отклоняюсь, пораженная.

— Я знаю, ты не причинишь мне вреда.

— Но позволил, чтобы тебе причинили боль, Хонор. Мы оба знаем это. Я позволил тебе работать в этом гребаном клубе. Я должен был вытащить тебя в ту же секунду, когда нашел.

— На каком основании? Что знал меня пятнадцать лет назад? Я бы не позволила тебе.

Взгляд, которым он на меня смотрит, говорит, что у меня не было бы выбора.

— Я позволил Байрону остаться с тобой, хотя знал, что он тебя использует. Он видел это как какое-то кармическое возмездие за то, что наш папа оставил нас. Я был так рад, когда узнал, что ты сбежала. Даже когда я узнал, что за твою голову назначено вознаграждение, и я искал тебя…

Я жду, затаив дыхание. Мое сердце ощущается тяжелым, словно камень, который тянет вниз. Уже под землей.

— Что?

— Я думал, что смогу оставаться хладнокровным с тобой. Не я один таил обиду. Думал, что смогу использовать тебя, чтобы встретиться с твоим отцом, убедить его увидеть Байрона таким, каков он есть. И я думал, что смогу использовать тебя, чтобы добраться до Клары, чтобы наверстать все упущенное время. — Он качает головой. — Но я увидел тебя на этой сцене, и мне пришлось ждать. Я сказал себе, что лучше подождать, чтобы получить доверие. Было и дополнительное преимущество — я мог прикоснуться к тебе и трахнуть, погрузиться пальцами в твою мягкую щелку.

Теперь эта щелка сжимается, мускулы напряжены и источают желание.

— У меня были принципы, Хонор. Были планы. Но когда я посмотрел на тебя, все, о чем я мог подумать, это удержать тебя возле себя, неважно какой ценой. Я бросил все, чтобы иметь тебя, и единственное, о чем я сожалею, это то, что тебе причинили боль. Если бы не это, я бы сделал так снова и снова. Я бы связал тебя сексом и деньгами, и что бы там еще не понадобилось, даже не думая о том, чего хочешь ты.

Я тянусь к краю рубашки и поднимаю ее над головой. Она задевает раны под тканью, и я вздрагиваю, скрывая их, потому что знаю, что Кип воспротивится больше, чем я.

— Тогда скажи мне, чего я хочу сейчас, Кип. — Мои пижамные штаны идут следом, я спускаю их насколько могу, а дальше они сами скользят вниз по ногам. Далеко не сексуальный стриптиз. Всего лишь тускло освещенное крыльцо — противоположность сцене. Но Кип все равно в восторге, наблюдает за мной, тяжело сглатывая. Я вижу выпуклость на его джинсах.

Сегодня вечером не будет никаких танцев на коленях. Я не могу извиваться телом, даже если бы захотела. И, может быть, он прав, в конце концов. Может быть, я должна быть в постели. Мне все равно, если я разорву швы. Мне все равно, больна ли я. Болит хуже, когда я не здесь с ним, вот так. Когда не ощущаю этих толстых пальцев внутри моей киски, готовой для него. Я всегда была к нему готова.

Кип скользит рукой по моему бедру, обхватывая мою задницу. Его стон — все, что мне нужно. В чем разница между хваткой и прикосновением, между раздеванием и этим? Темный жар в его глазах. Остановки в его дыхании. Или, может быть, то, как он говорит:

— Так хорошо? Тебе больно от этого?

То, как он заботится.