Мне снится нож в моих руках

– Ты был прав насчёт меня – то, что ты сказал тогда в башне. Я – плохой человек. Но я не хочу им быть. Я хочу быть хорошей.

Куп сократил расстояние между нами.

– К чёрту. Мне плевать хорошая ты или плохая. Я люблю тебя, а ты любишь меня. Скажи это.

– Куп, послушай меня.

Он упал на колени в траву и схватил мои руки. Моё сердце бешено билось; я огляделась, чтобы посмотреть, не подглядывают ли за нами. Но мы были на краю концерта и никто не обращал на нас внимания.

– Вставай, – потребовала я.

– Скажи мне. Хотя бы раз.

Я хотела повиснуть у него на шее. Поцеловать его, сказать ему, раствориться в нём. Но я не могла. Я уже и так слишком многое испортила. Я должна была сделать правильный выбор. Всё указывало на Минта – юношу из семьи, у ног которой был весь мир; тот, кто мог сделать меня кем-то ценным, кем-то важным.

Я покачала головой и сказала слова, которые потом скользнут мягко у меня между рёбер, будто острый нож:

– Я люблю Минта.

Голова Купа дёрнулась, будто ему дали пощёчину. Он сосредоточился на траве и прикусил губу. Я смотрела, как он борется сам с собой. Потом он повернулся ко мне и позволил мне увидеть открытость на его лице, его блестящие глаза, мокрые ресницы.

– Нет, не любишь. – Куп крепко сжал мои руки и горячо заговорил. – Джесс, поехали со мной в юридический университет. Выходи за меня замуж. Ты можешь рисовать, стать художницей, делать всё, что любишь. Я сделаю тебя счастливой, клянусь.

Отказаться от всего, ради чего я работала? Даже несмотря на то, что всё складывалось не так, как должно было, я не могла этого сделать. Я должна была найти как всё исправить, а не взорвать.

– Джесс, сделай что-то экстремальное. Выбери счастье.

Счастье? Это была роскошь, которую я никогда не смогу себе позволить. Кроме того, Куп не знал, что я не заслуживаю счастья, даже если хочу его. Вдалеке я увидела Минта; он возвращался на лужайку Элиота оттуда, куда уходил. Всё промелькнуло у меня перед глазами, целая жизнь: Минт. Нью-Йорк. Консалтинг. Я становлюсь кем-то ценным, кем-то, кем мой отец мог бы гордиться, даже если подробности и отличаются.

Я посмотрела вниз, на стоящего на коленях Купа. Прямо как когда мы поцеловались в первый раз, на вершине башни Блэквела, когда он предупредил меня, что хочет больше, что я должна выбрать всё или ничего. Он всегда требовал от меня экстремальных решений.

Но я никогда не могла. И поэтому, год спустя – слишком, слишком поздно – я наконец воспользовалась выходом.

Глава 23

Сейчас

Стук в дверь прозвучал как молотком судьи по столу: раз, два, три. Он вырвал меня из сна. Я пришла в себя в тёмной гостиничной комнате; я лежала на боку и тяжело дышала.

Стук повторился, быстрее, и я проковыляла через комнату, едва в сознании, но отчаянно желая заставить звук прекратиться. Я распахнула дверь и поёжилась от яркого света из коридора.

Каро, одетая в мятую пижаму. Секунду она моргала на меня красными глазами. Потом они наполнились слезами, и она прошла мимо меня в комнату.

Я замерла, держа в руках дверную ручку. Каро всё поняла: я и Куп, десять лет назад. Год назад. Сегодня. И теперь она пришла сказать мне, что я ударила её в спину. Пришла сжечь меня заживо. Зачем ещё она ломится мне в дверь посреди ночи?

Я тихо, медленно закрыла дверь, чувствуя, будто запираю себя в тюрьме, которую сама же и построила.

У меня за спиной заскрипели пружины матраса. Когда я обернулась, Каро смотрела на меня с моей кровати: маленькое грустное личико и нимб из чёрных волос на фоне белых простыней.

– Джесс, – сдавленно сказала она.

Моё сердце замерло. Всё должно было происходить не так. Я сползла на пол, опираясь спиной на стену, не в состоянии оторвать от неё глаз, в ожидании удара.

– Я должна тебе кое-что сказать, – её голос был настойчивым. – Я не могу больше держать это в секрете.

У меня ушла секунда на осознание.

– Что?

Она спрятала лицо в ладонях и потрясла головой, как будто это движение может что-то от неё отогнать.

– Это очень плохо.

Я не могла ничего сделать, кроме как смотреть на неё, напряжённо, с комком в горле. В комнате было темно, не считая серебристого света от щелей в занавесках; по нему можно было угадать, что уже почти утро. Куп, должно быть, проскользнул в свою комнату всего несколько часов назад, а теперь Каро оттуда выскользнула – как два корабля в ночи. Вид её, сидящей на моей незаправленной кровати, простыни которой были ещё тёплыми от тепла моего тела – её ресницы мокрые, на волосах серебристый свет, лицо такое открытое – был сюрреалистическим. После всего, что я сделала, чтобы держать её на расстоянии, вот она тут, так близко.

Только мы вдвоём, смотрим друг на друга.

Я осторожно заговорила: «Каро, я не думаю, что ты способна хоть на что-то плохое».

Это были неправильные слова. По её щеке пробежала слеза.

– Я тогда так устала от того, что меня обходили вниманием. Боялась всех потерять. Особенно тебя.

– Я не понимаю.

Она крепко зажмурилась.

– Это настоящая причина, по которой я думаю, что это он.

Я представила себе, как иду через комнату и убираю волосы с её лба, а потом почувствовала укол вины.