Мне снится нож в моих руках

– Пожалуйста, не говори мне, что это эти религиозные на всю голову с обещанием, что ты будешь гореть в аду.

Джек поморщился.

– Нет. Наоборот. – Он посмотрел на меня, на мои поднятые от удивления брови. – Знаешь что, неважно. Может быть, это ничего и не значит. – Он расправил плечи. – Попроси записать своё вино на мой счёт. Клара никогда не требует с меня платы.

Он похлопал меня по плечу и ушёл, лавируя между разношёрстными стульями бара. Он остановился у выхода и оглянулся.

– Просто… Когда приедешь в Дюкет, передай от меня привет Эрику Шелби, – и вот он уже на улице, на тротуаре, и его уносит потоком людей.

На этот раз я и правда поперхнулась вином. Эрик Шелби – младший брат Хезер? Когда мы были на последнем курсе, Эрик был на первом. Никогда не забуду выражения его лица в день, когда нашли Хезер; он выскочил из-за угла, увидел толпу под нашей дверью, поискал в толпе лицо сестры, не нашёл…

Последний раз я видела Эрика и Джека вместе десять лет назад, возле библиотеки. Вокруг них собралась толпа. Эрик кричал на Джека, что тот убийца, что он заплатит за то, что сделал с его сестрой, что хоть копы его и отпустили, Эрик ни за что не остановится, пока не докопается до правды. Лицо Джека было бледным, как у призрака, но он не ушёл. Он стоял и слушал, сжав кулаки, пока Эрик кричал и размахивал своими худыми руками, а друзья пытались его удержать. Если в мире и был человек, ненавидевший Джека Кэррола больше, чем Эрик Шелби, я такого человека не знала.

Так почему же Джек попросил меня передать ему привет?

Глава 3

Август, первый курс

В день моего переезда в Дюкет у меня из головы не выходил четвёртый класс. Мы только тем летом переехали из Бедфорда в Норфолк, поэтому в четвёртый класс я пошла в новую школу и отчаянно стеснялась. Я почти ни с кем не разговаривала и не поднимала глаз от ног и покрытого линолеумом пола. Каким-то чудом учительница что-то во мне заметила и предложила мне написать тест для одарённых детей. Мои результаты были достаточно высокими, чтобы попасть в программу для одарённых, и внезапно всё изменилось. Мне давали читать книги для девятиклассников. Контрольные по математике приходили с огромными, жирными, написанными красным маркером пятерками. Я чувствовала себя так, как будто меня укусил радиоактивный паук и наделил меня, будто сверхспособностью, смелостью. Когда со мной разговаривали, я начала поднимать взгляд от пола на лица людей, потому что впервые в жизни чувствовала, что могу стоить внимания.

Четвёртый класс обещал стать лучшим годом моей жизни. Я обожала свою учительницу, миссис Раш – маленькую шумную женщину, которая прямо-таки летала по классу, раздавая комплименты и взъерошивая волосы учеников. В день нашей большой поездки на приливные водоёмы мне разрешили перед тем, как мы все выстроимся для посадки в автобус, пойти в туалет и переобуться в галоши. Я каждый день дома после школы изучала животных, обитающих в приливных водоёмах, и вымолила у мамы пару галош, чтобы я смогла войти прямо в воду и показать всем чему я научилась. Как эксперт. Одарённый ребёнок.

Но когда я вернулась в класс, там было пусто. Класс уехал без меня. Прождав тридцать минут в надежде, что они осознают ошибку, я пошла в приёмную. Там, на неудобном пластиковом стуле, я и просидела остаток дня. Пытаясь – безуспешно – не зареветь. Много часов от слёз у меня болело горло.

Миссис Раш в конце концов появилась в приёмной, ближе к концу дня. Она прошла прямо к секретарше и сказала: «Я пересчитала детей и вы правы, у меня всего тридцать один. Но я всю голову сломала и ну никак не могу вспомнить, кого забыла».

Её слова разбили мне сердце вдребезги. Миссис Раш, моя любимая учительница – та самая, которая, как мне казалось, действительно видит меня и замечает, что я особенная – не могла вспомнить о моём существовании. Секретарша кивнула в мой адрес и прошептала: «Джессика Миллер ждёт тут весь день». Миссис Раш развернулась и закрыла лицо руками. «Ну конечно. Джессика М. В классе так много Джессик. Мне очень жаль».

Я позволила ей обнять меня и взъерошить мне волосы, но никогда этого не забыла. Никогда не простила её. А больше всего – никогда не отпустила себе грех столь крайней непримечательности.

Именно это воспоминание о приливных водоёмах и преследовало меня в день, когда я переезжала в колледж на первом курсе. Переезд должен был быть огромным, волнующим моментом, обозначающим переход из детства во взрослую жизнь. Но всё, о чём я могла думать, был пустой класс и радостное возбуждение, переходящее в неверие, а потом в боль. В моём животе трепетали бабочки, но в горле стоял неприятный комок.

Чего я так боялась?