Много званых

У неё был только один выстрел, и всё. Зарядить самопал второй раз она бы не успела. Она осталась почти безоружной против Когтистого Старика – слабая девчонка против медведя-людоеда на острове среди болот. У неё только нож. А медведь во сто крат сильнее неё, и быстрее бегает, и быстрее плавает. И все лесные боги покинули Ен-Пугол, изгнанные демоном.

Она стремглав помчалась к деревьям, хотя чем они могли ей помочь? Айкони спаслась бы только в избушке, но там на крыше медведь; сейчас он спрыгнет, догонит её и сомнёт как стрекозу одним ударом лапы. Жухлая трава, шишки, поваленный идол, куча лапника, обломок жерди, кострище, пень, куст бузины, сосновый ствол, сосновый ствол, сосновый ствол… Нет, это уже не ствол – это столб, на котором стоит священный амбарчик-чамья. Айкони белкой взлетела по бревну с вытесанными ступеньками, нырнула в амбарчик, будто в нору, и пнула бревно, отшибая его от порога. Бревно с шумом рухнуло на землю, на прелые крылья полёгшего папоротника.

Медведь зарычал где-то внизу, потом амбарчик дрогнул – и всё.

В маленьком коробе чамьи Айкони замерла, вся сжавшись, но больше ничего не происходило. Айкони перевернулась через голову и чуть-чуть высунулась наружу. Когтистый Старик, подёргивая шкурой на загривке, вперевалку бродил под амбарчиком, и в горле у него тихо клокотало. Он не мог дотянуться до избушечки и не мог повалить чамью, потому что вместо столба у неё был обрубок сосны с корнями. Айкони оказалась недосягаемой.

Но что делать дальше?

…Она сидела в чамье до темноты. Ей было тесно и холодно, голова упиралась в крышу, крытую корой, ломило согнутую спину и подобранные ноги. Медведь всё время был где-то поблизости: обследовал капище, нюхал идолов, хрустел кустами, утробно ворчал, взрывая землю. Несколько раз он пытался подобраться к амбарчику, вставал на задние лапы и царапал ствол сосны. Он и не думал уходить, зная, что человек не просидит наверху вечно.

В сумерки Айкони заговорила со Стариком.

– Явун-Ика, – выставив голову, убеждала она, – зачем тебе Айкони? Она худая, тебе её не хватит, ты немного будешь сытый. Иди в лес, в берлогу. Хорошие медведи – священные звери. У них глаза – звёзды, уши – пеньки, сердце – лабаз, грудь – лодка. Осенью они уходят под землю, в мир мёртвых, и уносят с собой тепло, они вроде умирают. А весной они снова оживают, возвращаются в наш мир и приносят тепло. Люди очень уважают таких медведей. Никогда не беспокоят их напрасно и даже не называют настоящим именем. Если случится убить хорошего медведя, люди несут его из леса в колыбели из тонких берёзовых стволов, а у себя дома устраивают праздник, благодарят медведя и пляшут для него. Берут его головы и лапы и кладут в самое почётное место, шаман кормит дух медведя его мясом, медведь съедает сам себя и снова возрождается, ему приятно. А плохих медведей, таких, как ты, люди не уважают. Их ненавидят, за ними охотятся, их убивают без почести, их кости дробят. Иди в лес, залезай в берлогу, спи. Хынь-Ике станет скучно, когда ты уснёшь, он бросит тебя. Ты проснёшься весной хорошим медведем, у тебя будут жена и дети, ты проживёшь долго…

Явун-Ика слушал Айкони, сидя возле амбарчика, но никуда не уходил.

Всю ночь Ен-Пугол поливало дождём. Вода легко протекала сквозь крышу чамьи; Айкони, вся мокрая, корчилась на обрывках шкур и стучала зубами. Она пробовала закутаться в уламу, но улама не грела. А Когтистый Старик перебрался под днище амбарчика и спрятался от дождя.

Только под утро Айкони провалилась в мутный, беспокойный сон. Её разбудил свист ветра. Над болотом начиналась буря. Летели палые листья, жухлая трава шевелилась, сосны гибко раскачивались и скрипели; полуголые берёзы и осины, кланяясь вразнобой, словно заслонялись пустыми ветвями. По высокому небу непривычно быстро плыли тучи, сливаясь друг с другом и разваливаясь на сизые лохмотья. Айкони, дрожа, осмотрелась. Медведя нигде не было. Пустая поляна с идолом, пустой и сквозистый лес.

Издалека донёсся протяжный ропот и долгий треск. Наверное, где-то упало дерево. А вдруг Когтистый Старик услышал шум падения, решил посмотреть и ушёл?.. Конечно, он вернётся, но можно успеть добежать до избушки и спрятаться, закрыть дверь на засов. В доме у неё есть еда, вода, огонь. Она просидит там хоть до снега. Медведь не выдержит сторожить её до зимы, да и Хынь-Ике надоест однообразие… Бежать или не бежать?..

Айкони не стала долго размышлять. Она уже измучилась. Она вытащила нож и полезла из чамьи, примерилась и прыгнула вниз. Она упала как кошка – на руки и ноги, и сразу отскочила, выставив нож. Медведь не появился.

Айкони бросилась к своей избушке. Свистел холодный ветер, трепал одежду на идоле Ике-Нуми-Хаума, ворошил кусты. Медведь нигде не показывался. Под бревенчатой стеной в яме со ступеньками из тёсаных досок зиял открытый вход в её дом. Айкони огляделась. Медведя не было. Айкони спустилась в яму на три ступеньки. А вдруг медведь в избушке?