Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис

В межвоенный период на улицы лондонского Вест-Энда деловой походкой выступили две литературные героини. На первый взгляд они были похожи: обе средних лет, консервативны, жизнь вне дома для обеих ограничивается тривиальными занятиями – походами по магазинам, развлечениями, хлопотами по семейным делам. По поступкам, которые совершали, и по мнениям, которые высказывали эти благородные дамы, олицетворяющие английский характер, можно судить о том, какие представления о модной женственности бытовали в тот переломный для столичной досуговой культуры период. Первой героиней, повлиявшей на читающую публику начала ХХ века, была миссис Дэллоуэй из одноименного романа Вирджинии Вулф. И своей известностью, и своим происхождением она превосходит вторую героиню, миссис Минивер Джен Стратер. Миссис Дэллоуэй замужем за членом парламента от тори, живет в Вестминстере и принадлежит к высшим кругам британского общества, в то время как роман, в котором она выступает главной героиней, считается образцом модернистской и феминистской литературы. Поступки, которые она совершает ясным июньским утром 1923 года, описанным в романе, встроены в элегантный и роскошный стиль жизни. То, как она видит Лондон, когда выходит за цветами для торжественного вечернего приема, соответствует представлению о Вест-Энде, и в особенности о Мейфэре, как о живописном районе, который издавна населяла модная элита:

Июнь. Король с королевой у себя во дворце. И повсюду, хотя еще рань, все звенит, и цокают пони, и стучат крикетные биты; «Лордз», «Аскот», «Рэниле» и всякое такое; они еще одеты синеватым, матовым блеском утра, но день, разгулявшись, их обнажит, и на полях и площадках будут ретивые пони, они тронут копытцами землю, и поскачут, поскачут, поскачут лихие наездники и в веющей кисее хохотуньи-девчонки, которые протанцевали ночь напролет, а сейчас выводят потешных пушистых собачек; и уже сейчас, с утра пораньше, скромно-царственные вдовицы мчат на своих лимузинах по каким-то таинственным делам; а торговцы возятся в витринах, раскладывают подделки и бриллианты, прелестные зеленоватые броши в старинной оправе на соблазн американцам (но не надо транжирить деньги, сгоряча покупать такие вещи Элизабет), а она сама, любя все это нелепой и верной любовью и даже причастная ко всему этому, ибо предки были придворными у Георгов, – сама она тоже сегодня зажжет огни; у нее сегодня прием[213]

, [214]

.

Пройдя через Грин-парк, затем по Пиккадилли, она ненадолго останавливается у витрины книжного магазина Hatchards, а насмотревшись на книги, устремляется к Бонд-стрит, где «флаги веют; магазины; ни помпы, ни мишуры; один-одинешенек рулон твида в магазине, где папа пятьдесят лет подряд заказывал костюмы; немного жемчуга; семга на льду»[215]

. На всем протяжении пути миссис Дэллоуэй размышляет о своем прошлом. Модный Лондон, с его наслоениями знаков, подчеркивающих принадлежность к Империи или к древней торговой династии, работает как мнемотехника, воскрешающая воспоминания. Вулф тоже считала, что «Лондон был средоточием эмоций и воспоминаний, ареной социальной сатиры и просто праздником жизни»[216]. В размышлениях миссис Дэллоуэй столь волновавшие автора дробность, фрагментарность переживаний опыта современности и гендерного опыта накладываются на понимание города как мозаики из знаков отличия. Героиня с явным снобизмом рассуждает об окружающих ее покупательницах более низкого происхождения: «Английские буржуа средней руки, сидевшие в профиль к ней во втором этаже автобусов со свертками, зонтиками и – да, в эту жару – в мехах, представляли собой, Кларисса считала, смехотворное, невозможное, бог знает какое, просто непостижимое зрелище»[217].