Мое ледяное проклятье

Ее пушистый кот уже сидел у окна и смотрел на меня с настороженным выжиданием. Ждал меня. Или жрать. Впрочем, когда я прошел на кухню, то понял: ни то, ни другое. Лохматая скотина изволила лазить по плите и опрокинуть чайник. Вода разлилась по полу, ручка откололась, а сам чайник выглядел помятым. Перед миской, куда его величеству надлежало насыпать еду, разлилась лужа. Пэрсик задумчиво стоял около нее и раздраженно дергал хвостом.

– Ну не гаденыш ли ты? – поинтересовался я, а кот взглянул философски и потряс передней лапой, как в день нашего первого знакомства. Типа давай, ледышка, убирай. Не видишь, что тут мокро.

Я мелочно заморозил лужу, поэтому, когда в миске появилась вожделенная еда, Пэрсик взглянул на меня как на своего самого злейшего врага. Признаться, я рассчитывал, что Пэрсик преодолеет свою брезгливость и пройдет по льду к еде. Не знаю, чего я хотел добиться таким педагогическим экспериментом, возможно, принятия меня и моей стихии, но поганец орал, терся о мои ноги, шипел, задумчиво сидел, но не сделал ни шагу по холодному скользкому пространству. Пришлось переставлять миску на другое место. Пушистый зверь не желал принимать мой мир, а жаль. Пожалуй, он был единственным, кого я впустил бы. Ну, и его хозяйку. Только вот нежности я к Валенси не испытывал.

Я пришел к Пэрсику и вечером, и на следующий день, а к концу недели он милостиво разрешил себя погладить. После дергал лапами и долго вылизывался, но на следующее утро, едва я материализовался у окна, запрыгнул мне на плечо и потерся мордой о щеку. Правда, потом спрыгнул, долго сидел на батарее, отогревая лапы и зад, и смотрел на меня недовольно, словно говорил: «И что же ты такой холодный?»

Стоило признать, я приходил сюда даже не ради Валенси. И не потому, что ее питомец не выжил бы, если бы я не следил за ним. Мне просто понравилось общаться с Пэрсиком. Он не видел во мне монстра. Пожалуй, я вызывал у него всего лишь недоумение. «Такой хороший и такой холодный…»

Именно это читалось на его морде, когда он меня видел.

* * *

Никогда я так быстро не собиралась.

– Вал, тебе нельзя вставать! – сетовала Жен, бегая с кофтой за мной по пятам.

А я молчала, потому что боялась накричать на сестру. Не могла передать словами, что творилось в душе. Единственное близкое и зависимое от меня существо, вероятнее всего, погибло в пустой квартире от жажды и голода. Просто потому, что хозяйка валялась в бреду, а больше про него никто не вспомнил. Меня душили слезы, ощущение неправильности происходящего заставляло забывать про слабость и одеваться быстрее.

– Давай я схожу с тобой, – несчастно пробормотала сестра, которая, видимо, все же чувствовала себя виноватой.

– Нет. – Я покачала головой. – Не нужно, я сама.

– Буду наблюдать за тобой в окно, – тихо ответила она.

– Дам тебе знать, как дела, – согласилась я, накинула шубу и выбежала на улицу. Мороз обжег щеки и нос, и я поежилась от накатившего ужаса. После того как чуть не замерзла насмерть, на улице я почувствовала себя очень некомфортно. И, наверное, повернула бы назад, если бы не мчалась к Пэрсику.

Чем ближе я была к дому, тем сложнее оказалось сдерживать слезы. Влетела в квартиру, уже рыдая в голос. Я не была наивной и знала: десять дней без воды, еды и людей Пэрсик не выдержит. Но в душе теплилось идиотское «а вдруг». Я даже Женевьев винить не могла. Ни ее, ни Дэвида, ни Китти. Они спасали меня. А вот я! Хороша же была я сама! Столько раз приходила в сознание, но думала только о себе. Точнее – ни о чем.

От увиденной картины в груди застыл всхлип. Я ожидала чего угодно, но не этого. В моем кресле как ни в чем не бывало сидел Ранион. Как всегда, безупречно красивый и холодный. В руках он держал обычный серый шнурок, к которому был привязан фантик от конфеты. За этим фантиком с остервенением домашнего охотника носился Пэрсик, смешно виляя изрядно пожирневшим задом. Лапки торчали в стороны, им мешало отъеденное пузо, и прыгал мой зверь весьма неповоротливо, зато с энтузиазмом.

Ледяной заметил меня сразу же. Вскинул свои нереально синие глаза и тут же рассыпался снежным вихрем. Снежинки попали на Пэрсика. Кот встряхнулся, недовольно закрутился в поисках своего благодетеля, никого не нашел и обиженно мякнул. На меня поганец даже не посмотрел, демонстративно повернулся задом. Я не могла его винить. Я сама себя презирала. А еще испытывала смешанные чувства по отношению к ледяному.

Он едва не убил меня, но спас жизнь моему коту, и я не знала, как ко всему этому относиться. Ранион, видимо, тоже. Иначе как объяснить его странное поведение?

Я выдохнула, разделась и все же сграбастала в объятия теплого и толстого Пэрсика, который, наверное, без меня скучал, но точно не голодал и не страдал. Даже не представляла, что могу испытывать такое облегчение, когда в животе бабочки и в душе невероятное тепло.