Мое ледяное проклятье

– А пока ты еще можешь двигаться и говорить, поведай-ка о том, кто рассказал тебе историю моего проклятья и подал идею с жертвоприношением. Это ведь Дэвид, да?

– Да. Этот парень болтлив и заложил наивную дурочку Валенси!

Не знаю, с чего Дилан вдруг осмелел. Думал, информация меня заденет? Но это было не так. Я давно понял, что представляет собой Дэвид. Меня занимало лишь то, что он методично пытался избавиться от Валенси. Зачем? Это не давало покоя. Она ему не мешала. Почему же бывший приятель так разнервничался, когда девушка вернулась в Сноухельм? Ведь он давно получил желаемое: Женевьев.

Я не трогал их, все было хорошо. А после неудавшегося жертвоприношения Женевьев не пустит его и на порог. Желая убрать Вал, Дэвид сам разрушил то, к чему так долго шел. Не мог же он не предвидеть реакции своей жены? А значит, уничтожить Валенси было важнее. И я очень хотел разобраться – почему.

– Наивный дурачок здесь ты, потому что все остальные участники этой истории, включая Валенси, живы. А вот ты…

– Я тоже жив! – запальчиво выкрикнул он, старательно игнорируя очевидные факты. Все еще не мог признать, что смерть может случиться и с ним.

– Это пока, – улыбнулся я, и ничего не понимающий Дилан опустил взгляд ниже. Он уже почти не чувствовал холода. Мороз действовал коварно. Заморачивая, притупляя чувствительность. Но ноги и нижняя часть жениха Вал уже превратились в ледяную статую.

– Ты не можешь это сделать! – истерично заорал он. – Почему?!

– Дэвид рассказал тебе историю, – послушно пояснил я. – Мэр поддержал. Но вот доводил до ума, планировал и организовывал все ты. Ты без раздумий обрек на мучительную смерть свою невесту.

– Она меня бросила ради тебя!

– Сомневаюсь, что ради меня.

– Это неважно!

– Ты прав, это неважно. Важно то, что подобной смерти не заслуживает никто. Разве что тот… кто желал ее другому.

Решение пришло внезапно. Изначально я просто планировал его прибить прямо тут и не заморачиваться, но сейчас мне показалось символичным отнести Дилана на вершину горы. Туда, где, по его задумке, должна была умереть Валенси.

Взмахом руки я разбил лед, который сковывал ноги Дилана, и мужчина бросился бежать. Но я не позволил. Кинулся на него, превращаясь в ледяного дракона, и схватил лапами, разрывая плотную овчину тулупа. Впиваясь острыми когтями в теплую плоть.

Дилан завизжал. Наверное, ему казалось, что бок вспарывает ледяное лезвие.

Волна удовлетворения прокатилась в душе, и я взмыл в воздух. Мне не было жалко бывшего Валенси. Он заслужил все страдания, которые я для него приготовил.

На вершине горы даже без меня завывал ветер. Тут никогда не было спокойно и тихо. Я спланировал на плоскую, еще не заметенную до конца площадку с возвышающимся в центре столбом. Когти разжал заранее, чтобы жертва рухнула вниз, в снег.

Видимо, пока Дилан болтался в моих когтях и ловил физиономией колючие снежинки, он успел подумать о жизни и пришел к выводу, что эта жизнь очень ему дорога. Едва очутившись на земле, он тут же вскочил, нелепо зашатался, метнул в меня одно из своих заклятий и кинулся бежать.

Заклятье я развеял по ветру мелким черным бисером, а вот побегать ему позволил. Только ветер усилил, чтобы швырял в лицо снег и закручивал поземку у ног Дилана. Он увязал в сугробах, падал, но упорно полз вперед. Я даже восхитился его упорством. Наверное, в иной ситуации я бы вознаградил такое похвальное стремление выжить, но сейчас не мог. Оставлять Дилана в живых – это подвергать Валенси опасности. А глядя на прикованную к столбу девушку, я осознал одну простую вещь: не хочу, чтобы кто-то причинял ей боль. Единственный, кому позволено ее мучить, – это я.

Значит, от Дилана следовало избавиться. Хлесткий удар ветра настиг его и повалил в ближайший сугроб, припорошил снегом. Мне осталось только достать оттуда безуспешно сопротивляющегося мужика. Наверное, где-то и когда-то он считался сильным магом. Да и человеком. Но что его силы в сравнении с мощью стихии? Разве он способен совладать с метелью, с порывами ветра, сорвавшими с головы шапку, с жалящими щеки снежинками? Стихию нельзя победить, обмануть или подкупить.

Впервые за восемь лет я подумал о том, что проклятье Валенси можно воспринимать иначе. Не как зло, а как дар. Я не могу дарить тепло, зато могу – справедливость.

Мне не требовались наручники, чтобы приковать орущего и вырывающегося Дилана к столбу. Их роль очень хорошо сыграл лед, плотно обхвативший его запястья. А потом я просто взял руку мужчины и посмотрел в глаза, пуская по венам испуганного пленника мороз.