Я мечтала почувствовать его объятия, пусть и замораживающие, но понимала, насколько это опасно. Этот невероятный эксперимент может стоить мне если не жизни, то здоровья. Медленные тягучие прикосновения, вкус вина на языке и холод. Сначала почти нестерпимый, а потом отступающий, сменяющийся волшебными эмоциями, которые дарили его губы. Этот поцелуй был похож на прогулку зимним солнечным утром, когда мороз щиплет щеки, когда мерзнут пальцы в варежках, но ты все равно не можешь надышаться этой кристально чистой свежестью.
Наслаждение от губ спускалось ниже. Сладко заныло внизу живота, и я была готова молить о большем, несмотря на остывшие руки, мурашки на плечах и замерзающий нос. Но Ранион очнулся первым, отпрянул, рассыпаясь снежинками, и исчез. А я только после этого заметила, что замерзаю не столько из-за поцелуя, сколько потому, что сижу в ванне, наполненной холодной водой, по поверхности которой ползет ледяная корка.
– Демоны тебя забери, Ранион! – выругалась я и пулей выскочила из холодной воды, чувствуя, что снова дико замерзла.
Зуб не попадал на зуб, и я не знала, во что бы такое закутаться, чтобы наконец согреться. Халат пришелся как нельзя кстати, хоть и волочился за мной по полу. Зато в него можно было завернуться три раза, а потом забраться на кровать, завернуться еще в плед и прижать к себе Пэрсика.
Глава 15
Я притянула к себе протестующе мякнувшего Пэрсика и засунула его под уютный и пушистый плед, закуталась в него сама поверх махрового халата и только после того, как полежала минут пять, начала согреваться.
Все же, что бы ни говорил ледяной, он явно задумал меня убить! Зачем он творит это со мной? И как оказывает такое странное влияние? Видимо, моя детская глупая влюбленность не прошла бесследно. Иначе чем объяснить, что рядом со снежным красавцем я просто теряю голову и готова превратиться в ледышку в его объятиях, лишь бы он никогда меня не отпускал и продолжал целовать дальше? Это ведь невероятно глупо! Нельзя рисковать собственной жизнью и здоровьем лишь затем, чтобы получить немного эмоций. Так почему же у меня отключается голова, когда я его вижу? Почему же мне так хочется забыть обо всем, когда он рядом? И почему я верю, будто именно мое тепло сможет отогреть его ледяное сердце?
Что творится в моей жизни и что с этим делать? Этот вопрос не давал уснуть до середины ночи. Я не могла понять, куда приведут эти взаимоотношения с ледяным. Чего он хочет от меня и как далеко готов зайти? А еще очень волновал вопрос, какой из этапов окажется для меня смертельным? Нельзя терять голову в объятиях того, кто способен заморозить целый город лишь своим плохим настроением. Что же станет с одной маленькой рыжей ведьмой, почти полностью лишенной сил?
Мне казалось, ничего хорошего.
От Раниона нужно было держаться подальше, но я не знала, как это сделать. Он находил меня сам и действовал словно магнит. Я тянулась к его ледяной красоте и сама отвечала взаимностью. Он чувствовал это. Даже в ванной. Ведь я сама спровоцировала поцелуй! Он увидел желание в моих глазах! Если бы я испытывала только страх и отвращение, Ранион ни за что не стал бы меня целовать. Его заводила моя ответная реакция. А я не могла себя контролировать.
Скоро я совсем согрелась. Пэрсик с протестующим мявком выбрался из моих удушающих объятий, немного повозился под пледом и вылез наружу, устроившись у меня в ногах. А я еще долго смотрела на морозные узоры на окне и думала о том, что делать дальше.
Сегодня кристаллики льда на стекле не несли никакой смысловой нагрузки. Они просто образовывали причудливые рисунки – красивые и совершенно естественные. Это не работа Раниона. Он больше не писал мне угрозы на стеклах, что внушало некоторую надежду.
Рыжая зараза, словно стеклянный осколок, засела в ледяном сердце. Отравляла изнутри, будто яд. Нужно было выкинуть ее из головы, забыть и, наверное, отпустить, раз не получилось убить, но я с каким-то особенным извращенным мазохизмом не делал этого и держал Валенси при себе. Исключительно для того, чтобы погреться около ее тепла, сорвать поцелуй с губ, пусть даже понимая, что могу ее запросто убить.
Таким, как я, не место рядом с человеческими женщинами. Мне нужно не приближаться к ней, запретить себе испытывать то, что испытываю, когда вижу. Но как это сделать? Если только рядом с ней мне становится хоть чуточку теплее. Если ее губы сводят с ума и заставляют сердце биться сильнее, разгоняя по венам ледяную кровь.
Вчера, когда я целовал ее, на миг мне стало даже жарко. Такое забытое, непривычное ощущение! Я даже не успел его распробовать, потому что заморозил воду в ее ванне и позорно сбежал, словно глупый подросток, а не ледяной дракон. Валенси делала меня уязвимым, слабым и живым. И самое отвратительное, мне это нравилось.