Мое тело – Босфор

Я прощу тебе, прощу!!!!! Не могу без тебя жить…

Это единственный человек на свете, который говорит только правду. Он плачет, смотреть на это невыносимо. Какого черта мне потребовалось объясняться, сплошной садомазохизм. Дура, идиотка! Ну хоть брось этого Маху! Глупо, глупо, ничего уже не вернешь. Не хочу ходить кругом виноватой, покрываться пятнами и морочить тебе голову.

Как его зовут?

Неважно.

Как его зовут, я спрашиваю?

Какая тебе разница?

У него что, нет имени?

Есть! Махир!

Маугли как-то недобро усмехается. Это имя по-турецки означает «умелец». Лучше бы уж Маху назвали как-то по-другому.

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою, ибо крепка, как смерть, любовь, люта, как преисподняя, ревность, стрелы ее – стрелы огненные, она – пламень весьма сильный.

Я пытаюсь дотронуться до него, но он уворачивается. Потерянные, мы сидим на парапете напротив «Чорбы».

Я ухожу. Больше меня, пожалуйста, не жди.

Черт, даже если бы я лучше знала язык, мне бы просто помолчать! Я встаю, Маугли продолжает плакать, и тут я не выдерживаю, превращаюсь в мегеру:

Что ты мне все про любовь, про любовь? Сколько я в прошлом году истратила денег, ты знаешь? Ты знаешь, чего мне стоили все эти встречи с тобой? А кто покупал билеты к родителям на мои деньги? Что ты теперь плачешь?

Он взрывается.

Да я знаю, знаю, знаю! Прости меня, прости. Я был идиотом, глупым мальчишкой! Но сейчас все по-другому! Я изменился, у меня есть хорошая работа. У нас не будет проблем с деньгами! Только вернись ко мне!

Поздно.

Я ухожу, оставляя его одного, сидящим на обочине дороги. Он спрятал голову в коленях, чтобы никто не видел его слез. Что бы я ни сказала, правда все равно будет на его стороне. Потому что на его стороне любовь.

Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее.

Еще несколько ночей не могу спать, потому что знаю, что он меня ждет. Сидит в своей Чорбе, опустив голову, и ждет. Сердце в груди разбухает до исполинских размеров, как резиновый мяч, и мешает дышать. Я не могу заснуть. Пять утра. Вижу, как он пишет мне сообщение. Я жду тебя. Я жду тебя. Приходи. Включаю телефон, и тут же читаю, все слово в слово. Когда написано? 5:00. Только что. Маха мирно сопит рядом. Мне хочется выпрыгнуть из кровати и бежать, лететь к своему Маугли. Но почему-то не делаю этого, хотя мне никто не мешает. Это только жалость, и все снова получится глупо и жестоко.

Аллергия

Иа тем временем затевает поездку в Анкару: после отъезда Чулка домой она тоскует и подолгу молчит, что совсем на нее непохоже. Мы с Нифом только скорбно переглядываемся. В шутку она пишет Чулкам, чтобы встречал ее в Анкаре, где он живет с женой и детьми, он отвечает, приезжаааай, приезжаааай. До отъезда в Москву осталась пара дней. Иа едет на автостанцию и покупает на вечер билет, с утра она уже будет в Анкаре. Мой опыт с далеким аулом, видно, был не напрасен: теперь турецкие дали – для нас не преграда. Пути открыты, было бы ради кого их преодолевать.

Любовь с Чулком во многом изменила нашу Иа, она стала избегать ночных дискотек и после часа норовит юркнуть в постель, сославшись на усталость или головную боль. Мы с Нифом преграждаем ей дорогу, почти насильно вытаскивая ее в злачные места. В этих случаях она сидит всю ночь за столиком, пока мы танцуем, и тихо напивается, если позволяют финансы, или спонсоры, которым, несмотря на все вложения, так ничего и не обломится. В былые времена Иа с Нифом могли бы подрабатывать аниматорами: они танцевали клубные па, стучали деревянными ложками, как турки, прыгали, скакали и пели песни, так что народ в баре не расходился, а бармены приносили им напитки уже за счет заведения, которое благодаря подругам подсчитывало барыш.

На следующий день Иа возвращается и рассказывает, как Чулок в течение всего дня возил ее по Анкаре, пытаясь найти место, где им двоим перекантоваться, но его друзья, которые обещали помочь, все как один выключили телефоны. Иа заявила, что между проституцией и любовью есть небольшая разница, и купила обратный билет. Ссора окончилась обоюдными слезами при прощании, и Иа вновь погрузилась в тоску.

В последний день мы все плывем в Аланию на яхте. Нас штормит после вчерашнего, и капитан приносит нам то таблетки, то кофе. С ростом пигмея ему рассчитывать, конечно, не на что, но мы с Нифом активно проявляем симпатию к нашему карлу: он такой услужливый. Пусть немного посидит рядом и подержится за коленочку. Если мужчина старается, ему можно простить и рост, и многие другие дефекты во внешности…тем более, когда так ласково светит солнце, и мимо проносятся пляжи, скалы и водопады.