Могикане Парижа

– Вы, вероятно, думаете об Афганистане, география которого еще вовсе не известна, а дикое население которого, наверное, станет сопровождать наш поход всевозможными разбойничьими проделками?

– Разумеется.

– Я это предвидел и устранил препятствие заранее Я отправил одного из своих генералов к одному из мелких владельцев Белуджистана, Лахора, Синда или Малова. Он должен обучить тамошние войска европейскому строю и подготовить нам союзника, который пойдет впереди нас, расчищая нам путь, а мы взамен этого предоставим ему владычество над всеми теми пространствами, которые он таким образом пройдет.

– Прекрасно, ваше величество. Итак, вы очутитесь в Пенджабе. Но каким же продовольствием вы станете снабжать свою армию?

– Ну, пока у вас будут деньги, а в Тегеране и Кабуле сахокары, т. е. банкиры, об этом нам заботиться нечего. Там мы найдем уже совершенно готовый и прекрасно организованный комиссариат, созданный вековым опытом всех завоевателей, стремившихся овладеть Индией.

– Я не совсем понимаю, что вы хотите этим сказать, и откровенно признаюсь в этом, – сказал Александр.

– В таком случае я должен сообщить вашему величеству, что по всему индостанскому полуострову уже целые века рассеяно цыганское племя, называемое «бринджари». Вся хлебная торговля Индостана находится преимущественно в их руках. Они навьючивают быков и верблюдов, формируют колоссальные караваны и проходят с ними огромные пространства. В 1791 году они снабжали продовольствием армию лорда Корнваллиса во время войны с Типу Султаном. Народ этот преимущественно кочующий и в походах очень удобный, потому что живет большей частью в палатках и, кроме того, никогда не пьет воды из реки или прудов. Они незаменимы при переходах через пустыни, потому что с поразительным чутьем умеют разыскать каждую каплю воды, на каком бы расстоянии или на какой бы глубине она ни была. И вот эти-то люди, которые всегда держатся строжайшего нейтралитета и стремятся только продать свой хлеб, да наняться в перевозчики, и станут нашими пособниками.

– Да, но они станут в то же время служить и англичанам.

– Разумеется. Но в моих видах на победу я и не рассчитываю на голод или жажду врага, а только на наши пушки.

Александр закусил губы.

– Теперь перед нами остается еще Инд, – сказал он.

– То есть переправа через него?

– Да.

Наполеон улыбнулся.

– Ошибочное сведение, что Инд составляет препятствие, способное задержать неприятельское вторжение в страну, распущено английскими писателями, – сказал он. – Они утверждают, будто английская армия, сконцентрировавшись на левом берегу, может задержать самую сильную армию на свете. Я приказал исследовать Инд от Дера-Измаил-Хана до Аттока. Глубина его оказывается от двенадцати до пятнадцати футов, быстрота течения – не больше одного лье в час. Таким образом, для человека, который переправлялся через Рейн, Неман и Дунай, Инд как бы вовсе не существует.

Император всероссийский сидел какое-то время в состоянии растерянности перед величием этого гения.

– Дайте мне опомниться, ваше величество, – сказал он. – Этот мир, который вы вдруг подняли передо мною, как древний Атлас, подавляет меня. Я просто задыхаюсь!

– И я тоже, – перебил рассказчика Рейхштадт. – Я чувствую то же, что чувствовал русский царь, и тоже прошу вас, дайте мне перевести дух.

Он высоко поднял глаза и руки к небу и прибавил:

– О, мой отец, мой отец! Как велик ты был!

Бывший товарищ императора по изгнанию нарочно и вел свой рассказ так подробно, чтобы произвести на юношу именно это впечатление. Он хотел заставить его понять все величие отца и те обязанности, которые налагало на него великое имя, унаследованное им.

Рейхштадт был действительно подавлен. Он покачал головой, встал и принялся шагать взад и вперед по комнате.

Вдруг он остановился перед Гаэтано.

– И этот человек умер! – вскричал он. – Умер, как всякий другой смертный!.. Только с еще бо́льшим страданием, – вот и все. Огонь, его воодушевлявший, потух, и никто не видел, чтобы на небе засияло новое солнце… О, да как же в этот день не померкло небо и не погрузилась вся Вселенная во мрак?

– Он умер, глядя на ваш портрет, ваше высочество, и несколько раз повторял: «Чего не сделал я, то сделает мой сын».

Принц печально покачал головой.

– Кто же посмеет прикоснуться к делу гиганта?! – вскричал он. – Кто, нося имя Наполеона, скажет Франции, Европе, всему миру: «Теперь мой черед!» О, Сарранти, та гениальная голова разбита самим Творцом, а что касается меня, признаюсь, я опускаю глаза при одной мысли о том, чего станут ожидать от Наполеона I!. Однако… продолжайте.

– Царь не осуществил расчетов вашего отца, и эта Индия, которой он хотел овладеть, как второй Александр, ускользнула из его рук, но не изгладилась из его памяти. Я сам раз двадцать видел, как он, сидя над картой Азии, водил пальцем по путям великих вторжений в Индию.

Если к нему входил в это время кто-нибудь из приближенных, он говорил: