Могикане Парижа

– Это чего же?

– А того, чтобы ее маменьку съели!.. Ведь без этого не обойдется.

Сальватор едва заметно улыбнулся при этом наивном признании.

Но заключать на этом основании что-нибудь дурное о Фафиу было бы несправедливо. Он был хороший, честный человек и состоял постоянным участником представлений господина Галилея Коперника.

Приглашен в труппу он был за пятнадцать франков в месяц, да и те получал в четыре месяца раз. Но сверх своего ангажемента он исполнял Жанно, Джилля, Жорисса и вообще все роли, которые подходили к его оригинальной наружности.

Но амплуа его не ограничивалось даже и этим. Он был парикмахером и гримером всей труппы, которая состояла из восьми человек, считая и директора. Господин Галилей Коперник играл Кассандра; мадемуазель Мюзетта – Изабеллу; а он сам, Фафиу, играл Джилля, враждующего с красавцем Леандром, что составляло для него источник невыразимых терзаний, так как он был сам влюблен в Изабеллу и в то же время вынужден беспрестанно слышать, как любимая им девушка говорила другому разные нежности, которые казались ему оскорбительными.

Справедливость требует сказать, что когда они оставались одни, то вполне вознаграждали себя за подобное сценическое лишение: Фафиу расточался в нежностях, а красавец Леандр выслушивал от Изабеллы вблизи все то, что ему приходилось слышать на сцене только издалека.

Бедный Фафиу в высшей степени нуждался в этой любви, которая составляла для него и величайшую радость, и величайшее горе его жизни. Он был совершенно одинок в мире. У него не было ни отца, ни матери, ни дяди, ни тетки, ни молочного брата. С самой ранней юности он не знал ни родственной, ни случайной семьи. Мэтр Галилей Коперник, проезжая однажды мимо горы Святой Женевьевы, увидел, как он кувыркался на улице, пришел в восторг от этого природного таланта и решился развить его. Он взял ребенка к себе и ради приманки накормил его таким ужином, какого тот даже во сне не видал. Фафиу составил себе на этом основании, может быть, даже несколько приукрашенное представление о жизни акробатов и покорно позволил выгибать и вывихивать себе кости, готовясь к роли клоуна.

Сначала они показывали фокусы на улицах Парижа, а потом пробрались в провинцию, а оттуда – и за границу. Таким образом, посетили они все главнейшие столицы Европы, занимаясь по дороге, кстати, и зубодерством, и глотали сабли, и ели пылающую паклю.

Но аппетит разыгрывается во время еды, даже когда ешь пылающую паклю, – и они задумали, вместо того, чтобы шататься по свету, вернуться в Париж и основать свой собственный театр и, вследствие этого решения, в 1825 году получили от полиции разрешение построить на бульваре Тампль деревянный балаган.

С этого времени они ежедневно давали представления, состоявшие из всевозможных фарсов итальянских и ярмарочных балаганов, меняя программу только два раза в год: во время поста для людей набожных давались мистерии, а во время каникул для детей – феерии.

Но все, о чем мы до сих пор говорили, было лишь пустяками, которыми заманивали публику внутрь балагана. И действительно, с ее стороны было бы постыдной неблагодарностью не наслаждаться даровыми представлениями и не зайти посмотреть чудеса, которые дядя Галилей Коперник приготовил для своих зрителей внутри балагана. Мне лично пришлось несколько раз бывать там, и справедливость обязывает меня сказать, что зрелище, которое там открывалось, без сомнения, стоило двух су.

То был целый мир чудес: великаны и карлики, альбиносы и женщины с бородами, эскимосы и баядерки, людоеды и инвалиды с деревянными головами, обезьяны и летучие мыши, ослы и лошади, слоны без хоботов и верблюды без горбов, череп колоссальной черепахи и скелет китайского мандарина, шпага, которой Фердинанд Кортес завоевал Перу, труба, через которую Христофор Колумб впервые увидал Америку, пуговица от знаменитых штанов короля Дагобера, табакерка Фридриха Великого и трость Вольтера, наконец, живая жаба, найденная знаменитым естествоиспытателем Кювье. Одним словом, то была истинная сокровищница редкостей из всего царства природы и всех чудес мира.

Для целой комиссии ученых потребовался бы целый месяц труда на то, чтобы составить один только перечень всех удивительных вещей, которыми был сверху донизу набит балаган дяди Галилея Коперника.

Вследствие всего этого царица Таматавы, показывавшая в соседнем балагане льва и тигра, несмотря на величие своей бумажной короны и поясов из раковин, не нашла возможным отказать дяде Галилею Копернику, когда он попросил мадемуазель Мюзетту перейти в его труппу.

За тридцать франков в месяц царственная наследница владений на островах ветра должна была представлять снаружи балагана Изабеллу, а внутри его – стыдливую Суссанну между двумя грешными старцами.

Для того, чтобы придать этому ангажементу еще больше веса, мосье Флажоле подписался на контракте сразу же под подписью самой царицы Таматавы, скромно именуя себя опекуном.