Мой адрес – Советский Союз!

Мне и самому, честно говоря, зрелище показалось так себе. В «Мулен Руж», где довелось побывать в начале нулевых, всё выглядело на порядок круче, если не на два. Но для неизбалованного советского человека даже такое шоу в «Юрас Перле» казалось чем-то нереальным, кусочком западной жизни, до которого можно дотронуться без опасения потерять партбилет или получить выговор по комсомольской линии. Всё на законных основаниях.

Перерыв был объявлен 15-минутным, за это время мы успели расправиться с десертом и, не дожидаясь второй части программы, начали было собираться на выход, как возле нашего столика появился Евтушенко.

– Ребята, хватит тут куковать, пойдёмте к нам. Всё ж веселее будет.

Я поглядел на своих спутников, во взглядах которых тут же пропала сонливость. Ещё бы, когда появилась возможность потусить со звёздами отечественной поэзии. Так что, расплатившись со срочно приглашённым официантом, мы дружно переместились в отдельный кабинет, где за прямоугольным столом пировали Ахмадуллина, Вознесенский, тот, кто договаривался насчёт нас и женщина лет пятидесяти в строгом костюме. Наверное, его помощница, хоть шеф и выглядел помоложе лет на пять. Всякое бывает, почему бы и не оказаться помощнице старше начальника? Не всё же рядом глупеньких молодух держать, которые хоть и привлекательны, но при этом зачастую тупы, как пробки.

Мужика звали Арнольд Ричардович, фамилию он не сказал, его помощницу – Янина Витольдовна. Тоже фамилию не озвучила, ну так нам и незачем, детей в будущем с ними не крестить, а фамильничать мы как культурные люди тоже не собирались.

– Тёзка, расскажи нам, как ты чемпионат Европы выиграл, – попросил Евтушенко, одновременно наливая мне в бокал коньяка. – А то в газетах как-то глухо об этом пишут-с.

И хохотнул над своей шуткой, а я вспомнил, что эта фраза звучала из уст Бальзаминова, которого блестяще сыграл в вышедшей в 64-м кинокомедии Вицин. А мне что, жалко что ли… Рассказал, в том числе про неудачную попытку подкупа, вызвавшую у собравшихся (за исключением уже слышавших эту историю моих друзей) живую реакцию.

– Каковы негодяи! – воскликнул до этого молчавший Вознесенский.

– Как?! Как так можно? – заламывая руки, пафосно воскликнула Ахмадуллина. – Мир капитала погряз во грехе, он как уроборос, пожирает сам себя… Евгений, вы огромный молодец, что не поддались на эту наглую провокацию.

– А главное, набил морду фрицу, показал, что русский медведь. Я, чего доброго, даже поэму сочиню по этому поводу, – добавил Евтушенко.

И тут же на ходу принялся сочинять:

Испания, жара, и пот течётКоррида и футбол в момент забыты

Сегодня весь Мадрид на бокс идётБилеты на финал с трудом добыты…

Евтушенко замолкает, недовольно морщится:

– Ерунда какая-то, пошлятина… На свежую голову надо сочинять.

– Там, кстати, Рождественский был, он тоже про чемпионат стихи сочинил, там же перед нашей сборной и зачитывал, – вставляю я свои пять копеек.

– Да, он говорил что-то про поездку, – снова морщится Евтушенко. – Давайте выпьем за наших советских спортсменов!

Я сделал небольшой глоток, понимая, что после полграфина водки с меня хватит. Вадим и девчонки тоже не налегали – наших подруг поили шампанским. Собственно, серьёзно пили только Евтушенко и Вознесенский. Судя по блестевшим глазам и слегка заплетающимся языкам, они и до нашего появления успели как следует набраться.

– И всё-таки твои стихи дрянь, – вдруг заявил Евтушенко, глянув на меня исподлобья.

Он допил коньяк и посмотрел на меня мутноватым взглядом.

– Музыка – во! – Он поднял вверх большой палец. – А стихи дрянь…

Я хоть и выпил не так много, вдруг почувствовал пьяную злость. Захотелось врезать поэту со всей дури, но не кулаком – это слишком банально – а словом. И лучше рифмованным. Сам не знаю, как это случилось, но вдруг обнаружил себя с чувством декламирующим стихотворение Александра Башлачёва «Некому берёзу заломати»: